— Борись, госпожа! — говорила мольфарка. — Борись ради дочери! Давай, как я учила…
Губы Эржебеты беззвучно зашевелились, складывая незамысловатые слова. Черный человек отступил, растворился в зеркале.
Наутро выяснилось, что у графини нет молока. Она даже расплакалась от досады — желала сама кормить дочку, хоть и негоже знатной даме этим заниматься.
— Эка невидаль, госпожа! — уговаривала Дарволия. — Оно и к лучшему. Грудь не испортите. Сейчас дитятку козьего молочка дадим, а потом и кормилицу наймем. Самую лучшую возьмем, не сомневайтесь. Благо крестьянки рожают, что твои кошки.
В разные концы Карпат устремились слуги — выискивать для графской дочки кормилицу: чистую, здоровую, добрую. Вскоре в замковом дворе толпились молодые крестьянки с детишками на руках. Всякой хотелось получить хорошую работу.
Эржебета потребовала, чтобы женщин по очереди приводили к ней. Она никому не могла доверить выбор кормилицы для Анны. Одетая в белую батистовую рубаху, возлежала на подушках, держа новорожденную и строго глядя на входящих крестьянок. Дарволия стояла рядом, время от времени что-то говорила на ухо госпоже.
— Эта не годится, слишком молода, — говорила Эржебета. — Наверное, и с ребенком-то не справится…
— А эта старовата что-то. Молока, думаю, мало…
— Эта грязна…
— Глупа…
— Худа…
Ни одну из крестьянок она даже близко не подпустила к Анне. Мольфарка не уговаривала госпожу, лишь смотрела пристально на женщин, словно искала кого-то.
— Так, гляди, и кормилиц не останется, — шептала Агнешка, когда очередная крестьянка уходила ни с чем.
Они с Пирошкой устроились неподалеку от спальни Эржебеты, делая вид, что подметают пол.
— Так может, и не нужна ей кормилица-то? — предположила Пирошка. — Может, для виду выбирает.
— Может, и не нужна. А сама ребеночка кровью будет кормить, лидерку выращивать.
— А ребеночек-то здоров?
— Хорошенькая девочка, здоровенькая, красивая, — одобрительно кивнула Агнешка, у которой уже было трое детишек.
— Жалко дитятко, загубит его ведьма, — загрустила Пирошка, которой не так повезло, как товарке: из-за худобы и длинного носа ее никто замуж так и не взял.
— Не говори, — вздохнула Агнешка. И вдруг дернула подружку за рукав: — Гляди, гляди, какая баба идет!
По лестнице поднималось настоящее страшилище. Огромного роста, выше всякого мужика, в плечах — косая сажень. Женщина была толста и неуклюжа, да к тому же еще ряба. С широкого, покрытого оспинами лица угрюмо смотрели маленькие бесцветные глазки, широкий рот кривился то ли в улыбке, то ли в гримасе, открывая большую щербину в передних зубах. Она прижимала к себе маленький сверток.