А вот о поэтах ему думать как раз не стоило… Он хотел напомнить себе о своих теперешних учениках и о тех, кто недавно выпустился из его студии, но память тут же обратилась к давнему прошлому, к той единственной пишущей стихи женщине, в которой он не хотел признавать талантливого поэта. Потом, правда, признал, но сделал это слишком поздно. И она ушла из его жизни, исчезла навсегда, хотя ее талант превосходил все остальные таланты, которые ему удалось разглядеть и развить в своих учениках.
«Нет, так дело не пойдет!» — потряс головой мужчина и медленно сделал несколько шагов вдоль дома. В его жизни была не только та женщина! В ней было еще много таких событий, которыми он мог с полным правом гордиться! Сколько у него было поэтических кружков, которые он создал, сколько было учеников и сколько их сейчас? Те шесть человек, провожавших его в этот вечер домой, — это лишь самые близкие, кроме них, есть другие, и все они пишут хорошие стихи. Не всегда гениальные, не всегда даже очень талантливые — но обязательно как минимум хорошие, грамотные и с «изюминкой». Меньшего он своим ученикам не позволяет.
Хотя главное все же не ученики, а то, что он успел сделать для своей страны до революции. Если было в его жизни хоть что-то, чем он имеет право гордиться, то это его дела в Абиссинии. Жаль только, что теперь все, чего ему удалось там достичь, оказалось бесполезным. Но это от него уже не зависело. Сам он выполнил задание наилучшим образом, сделал все, что было в его силах. И заработал возможность гордиться собой и с радостью вспоминать тот давний успех. Хотя у этой радости все равно оставался привкус горечи и досады…
Молодой человек с раздражением махнул рукой, словно пытаясь таким образом отогнать печальные мысли. Надо все-таки подумать о чем-то приятном, надо срочно вспомнить хоть что-нибудь хорошее, иначе весь этот замечательный вечер непременно будет испорчен! А ему так не хотелось этого допускать! Очень уж он был счастлив на заседании своего литературного кружка и после него…
Мысли Николая вернулись к кружку и ученикам, и настроение у него снова поднялось. Да, в «Звучащей раковине», как и во всех остальных его кружках, занимались по-настоящему достойные поэты! Талантливые и всегда стремящиеся к чему-то большему. А еще — молодые, веселые, искренне радующиеся жизни. И сам он, общаясь и гуляя с ними, становился таким же юным и жизнерадостным, как они. Ему уже тридцать пять лет, но рядом с этими парнями и девушками он чувствовал себя их ровесником. Да и не только рядом, это ощущение юности сохранялось, даже когда он оставался один. «Вот, мы однолетки с вами, а поглядите — я, право, на десять лет моложе!» — вспомнился ему вдруг недавний разговор с заходившим к нему в гости Владиславом Ходасевичем. Тот посмеивался над жизнерадостным Гумилевым, ворчал, что руководителю поэтической студии следует быть более солидным, а Николай в ответ только смеялся и дразнил его рассказами об игре в жмурки с членами этой самой студии. Ходасевич вежливо улыбался, однако Гумилев видел, что собрат по перу все-таки не одобряет такое поведение. Но его это совершенно не беспокоило.