— С другой стороны, ваше величество, со времени его назначения прошел столь малый срок, что всякое суждение, тем более осуждение, может оказаться поспешным.
— Да, конечно, — согласился царь. — Но меня, и именно в связи с этим, огорчило, что вы назвали имя Распутина. Я-то как раз собирался просить вас как-нибудь потактичнее дать понять Хвостову, что вряд ли ему стоит… — Царь замялся и произнес раздраженно: — У него достаточно серьезных дел, чтобы тратить время и силы на некрасивую борьбу с человеком, которому доверяет двор…
Вот оно, главное, что чаял услышать генерал, — агентурные данные подтвердил сам царь: Хвостов ведет войну против Распутина, и это может кончиться для него катастрофой — подобные сюжеты проходили через охранку уже не один раз…
— Ваше величество, все же мне неудобно давать советы министру, которому я, в конечном счете, подчинен… — Глобачев, кроме всего, не хочет, как бы то ни было, лезть в эту взрывоопасную ситуацию.
— Мне вы подчинены в большей степени, — холодно обронил царь, и Глобачеву предстоит немало подумать над этой монаршей фразой, чтобы решить для себя, была ли она подтверждением просьбы царя дать полезный совет Хвостову.
— Я хотел бы получить, и побыстрее, хотя бы краткую, но пофамильную характеристику левого крыла Думы.
— Пожалуйста, ваше величество. — Глобачев взял из папки сколотые листы бумаги и положил на стол. Царь взял их, тут же начал читать, и чтение это явно оказалось интересным — он перевернул страницу, другую, начал читать третью и только тогда отложил документ в сторону, сказав:
— Весьма любопытно, Константин Иванович, и мне по душе, что вы это заблаговременно сделали… Но каков ноев ковчег?! Всякой твари по паре.
— Именно, ваше величество. Но в этой их разномастности я позволю себе усматривать и положительное свойство — никакого объединения там произойти не может.
— Да уж, да уж, — улыбнулся царь… — В одну коляску впрячь нельзя осла и трепетную лань…
Глобачев почтительно посмеялся, но его ум, приученный цепко следить за словами собеседника, отметил, что царь цитирует басню неточно… Потом спросил:
— Ваше величество, программа лично вашего действия при открытии Думы разработана?
— Ну какая там может быть программа? Молебен, надо думать, какое-то их слово ко мне, я отвечу, и все… У вас ко мне есть что-нибудь еще?
— Хочу просить, ваше величество, разрешить мне оставить вам записку по поводу большевиков. Я все больше склоняюсь к тому, что мы в этом направлении либеральничаем, и предлагаю несколько конкретных мер по обузданию этой опасной публики.