— Я тебе сколько разрешил выпить? — перебил его Петельников.
— Рюмку, товарищ капитан.
— А ты сколько?
— Полторы, товарищ капитан.
— Где эта женщина? — вмешался Рябинин.
— Ещё на поминках.
— Сюда её, немедленно.
— Будем искать зов? — усмехнулся Петельников.
— Товарищ капитан, — предложил Фомин, — а не посадить ли инспектора Леденцова на место происшествия в засаду ловить зов?
Но Леденцова уже не было — он нёсся к дому Слежевских.
Мистический повод для вызова свидетеля не смутил Рябинина. Погибшей был зов… Её сознание вполне могло отразить действительность таким причудливым образом. В конце концов, почему бы не быть зову? Физическая энергия не исчезает. Почему же должна исчезнуть психическая? А если не исчезнет, то куда денется — не в космос же? Тогда будет она передаваться людям эмоциями, и может быть, даже мыслями умерших. И если кто-то не помог больному, то после смерти несчастного его освобождённая психическая энергия не коснётся ли равнодушного человека ответной болезнью? И не зовут ли люди богом эту самую освобождённую психическую энергию?..
Рябинин послушал бы зов Слежевской — были у него к убитой вопросы.
— Вадим, как ты насчёт этого зова?
— Как человек с нормальной психикой, — буркнул Петельников, не расположенный говорить о пустяках.
— Нормальное человечество веками интересуется этими зовами и тому подобным.
— Потому что у человечества на протяжении веков сидит в подкорке первобытный страх.
— У тебя не сидит?
— У меня нет подкорки, у меня одна корка, — улыбнулся инспектор.
— А во мне этот первобытный страх есть, — вздохнул Рябинин.
— Чего же ты боишься?
— Я не боюсь, а допускаю болезни, роковые случайности, неприятности, потери…
Их разговор был прерван Леденцовым, который вёл женщину, услужливо показывая ей путь на сцену. Она поднялась и оторопело повела глазами — столы, занавес, задник, толпа мужчин… Рябинин, смущённый разговором о потустороннем, не решился на официальный допрос и не повёл её в природоведческую комнату. О чём писать протокол — о зове?
— Садитесь, Вера Игнатьевна, — предложил Леденцов, уступая роль Петельникову.
Женщина села, скинула на плечи тёплый платок и расстегнула шубу — она была одета по-зимнему. Простое крупное лицо, задетое недоумением, казалось детским.
— Со Слежевской вы дружили? — спросил Петельников.
— Нет, но были в хороших отношениях.
— Она вам о себе рассказывала?
— Ну, рассказывала…
— Жаловалась на что-нибудь?
— Ей не на что было жаловаться.
Женщину смущали не вопросы инспектора, а круг стоявших молчаливых мужчин. Она обегала взглядом их лица, словно выбирая себе защитника. И выбрала — в очках, грустное, рябининское. И теперь на вопросы отвечала не' инспектору, а этому очкастому лицу.