Потом я представил, как Эми устроилась рядом с нами на полу: улеглась на живот и ногой указывает на флаг Палау — желтый, чуть в стороне от центра, кружок на синем фоне. Почему-то я подумал, что этот флаг станет ее любимым.
С тех пор образ мальчика был вполне реальным (иногда девочки, но чаще всего — мальчика). Неизбежным. Меня мучили хронические боли неутоленного отцовства.
Через месяц после свадьбы, стоя с зубной нитью во рту перед аптечкой в ванной, я неожиданно подумал: «Она хочет детей, верно? Надо спросить. Конечно, я должен спросить». И когда я впервые задал вопрос — издалека, обтекаемо, — она ответила: «Да-да, конечно-конечно… Когда-нибудь». И каждое утро глотала пилюлю перед тем, как почистить зубы. Три года подряд она принимала противозачаточное. А я мучился, изводил себя, но так и не смог твердо заявить: «Хочу, чтобы у нас был ребенок!»
С началом безработицы мне подумалось, что мечты могут исполниться. У нас появился досуг. Однажды за завтраком Эми оторвала взгляд от своего гренка и заявила: «Я больше не принимаю таблетки». Просто и буднично сообщила о свершившемся факте. Она не употребляла противозачаточных три месяца, но ничего не произошло. Через некоторое время после переезда в Миссури она настояла на медицинском обследовании нас обоих. Когда Эми бралась за дело, для нее не существовало полумер. «Мы скажем, что пытались завести ребенка целый год». Я, как последний дурак, согласился — в то время мы вроде даже не прикасались друг к другу, но по-прежнему считали, что ребенок нам нужен. Как же иначе?
— Предупреждаю, тебе тоже придется сдавать анализы, — сказала Эми по пути в Сент-Луис. — Сперму, в частности.
— Знаю. А почему таким тоном?
— Ну, я думала, ты для этого слишком гордый. Или стеснительный.
На самом деле во мне кипела дрянная смесь того и другого. Тем не менее я покорно явился в медицинский консультативный центр и направился в специальную полутемную комнатку. Мужики приходили сюда с одной-единственной целью: полирнуть сучок, передернуть затвор, погонять лысого, подергать корнишон, придушить одноглазого удава, потеребить моржа, попеть соло, замочить бельишко в собственном соку… Я часто прибегаю к юмору в целях самозащиты.
В кабинете стояло обитое винилом кресло, телевизор с видеопроигрывателем и стол, на котором лежала пачка чистых салфеток и коробка с дисками. Судя по женским прическам (и вверху и внизу), порнофильмы снимались в начале девяностых. Действо было умеренно жестким. Вот интересный вопрос: а кто же подбирает фильмы для пунктов приема спермы? Кто определяет, что понравится мужчине, но чтобы не слишком унизить женщин, кроме тех, что внутри этих стен: медиков и жен, полных надежд и накачанных гормонами?