Нестыковки в образе раздражают Икера.
Сколько лет они знакомы? Не меньше двадцати пяти, все начиналось с детской дружбы, освященной глупыми, но захватывающими дух мечтами, болячками на губах и содранными коленями. И эта дружба не прерывалась ни на год, за исключением того времени, что Икер провел в полицейском управлении Бильбао. И за исключением того времени, что Альваро обучался в Королевской академии изящных искусств в Мадриде. Но и тогда они не теряли друг друга из вида.
Теперь Альваро потерян, и единственное, чего боится Икер, – он потерян навсегда.
…Визит в «Старую подкову» никаких результатов не дал. Да и глупо было рассчитывать, что по одной-единственной фотографии хоть кто-то сможет опознать случайного посетителя полугодичной давности. Так ему и заявил мрачный одутловатый тип за стойкой, без видимой надобности тут же ставший протирать и без того чистые чашки: вы бы меня еще спросили о том, кто пил здесь кофе двадцать лет назад.
На вид мрачному типу было не больше тридцати, так что в таком случае мог бы вспомнить десятилетний ребенок?
Всё.
Детская память – цепкая, как репей. Во всяком случае, Икер хорошо помнит себя мальчишкой. Он без труда смог бы восстановить любое лицо из своего тогдашнего окружения, любой предмет. Любую царапину на спинке деревянной скамьи в кафедральном соборе Памплоны, куда дед с бабкой брали его на воскресную службу. Тащили волоком, хотя в списке неотложных дел Икера-мальчика спасение души не значилось. Те воскресенья были скучнее не придумаешь, даже разноцветные стеклянные шарики и машинки, лежащие в кармане, не делали их веселыми. Шарик или машинку не вытащишь посередине проповеди – Иисус этого не одобрит.
А дедушка – тем более.
Но в одно из воскресений все волшебным образом изменилось: тогда в соборе впервые появился Альваро. Он пришел на службу с теткой и большим альбомом. За ухом у Альваро торчал огрызок карандаша, именно на этот огрызок Икер и пялился все то время, пока шла месса и священник бубнил что-то из Ветхого Завета. И лишь звуки органа заставили Икера отвести взгляд. Они с Альваро познакомились чуть позже, когда в его руки, прямо из-за уха, перекочевал карандаш. И он стал зарисовывать что-то в свой альбом. Тогда-то малыш Икер и подошел к малышу Альваро, и самым бесцеремонным образом уставился на лист, который стремительно терял свою белизну. Мгновенно возникающие на нем линии складывались в картинку и не шли ни в какое сравнение с палочками, крючочками и кривыми кругами, которые обычно являлись плодом творчества самого Икера.