— Которую я налагаю на себя, мой друг, желая, чтобы она осталась неизвестной вашей дочери, — с восхитительной улыбкой проговорила Валентина. — Довольно, однако, об этом тягостном для меня предмете, и не станем никогда больше к нему возвращаться.
— Как, — подхватил встревоженный Превенкьер, — неужели вы отнимете всякую надежду на то, что согласитесь быть моей женой? Неужели моя безграничная любовь к вам будет для меня только источником терзаний? Неужели вы пожертвуете мною ради моей дочери? Да, наконец, пожалуй, вы приписываете ей чувства, каких она никогда не питала. Что наводит вас на мысль, будто бы Роза отнесется враждебно к моему намерению?
— Я знаю это наверно.
— Вам говорили?
— Да, И велика, значит, искренна моя привязанность к вам, если я не решилась после того навсегда прервать наше знакомство.
— Вероятно, вас оклеветали перед Розой? Что такое могли выдумать, чтобы повредить вам?
— Что рассказывают о всякой женщине, несколько на виду и потому внушающей зависть. Но я на нее не сержусь; я ее понимаю и прощаю. На ее месте я, вероятно, действовала бы точно так же. Ею руководит избыток уважения к отцу. Но наступит день, когда мадемуазель Превенкьер отнесется ко мне благосклоннее.
— Ну, а если бы она добровольно сошлась с вами опять на дружескую ногу… отнеслись бы вы к ней, по крайней мере, снисходительно?
— К вашей дочери?.. К вашему ребенку! Боже мой, да будь она во сто раз более жестокой, мое сердце и мои объятия будут ей неизменно открыты.
— Как вы добры!
— Тут нет никакой заслуги; я ее люблю.
Это было сказано таким многообещающим тоном, сопровождалось таким чудным взглядом, что Превенкьер мог принять на свой счет признание, относившееся к Розе. Он был потрясен. Оно открывало перед ним рай. Эта обворожительная женщина принадлежала уже ему. Влюбленному оставалось только ее взять. Он почувствовал прилив нежданной гордости. Он увидал себя царем вселенной.
— Ах, я не буду вполне счастлив до тех пор, пока обе вы не будете возле меня. Валентина, я рассчитываю на привязанность Розы, а вы рассчитывайте на мою любовь!
Банкир встал, не будучи в состоянии долее оставаться на месте. Он испытывал потребность двигаться, дышать, найти в чем-нибудь исход своему волнению. Госпожа де Ретиф томно взяла под руку человека, которого только что околдовала так искусно, и, слегка прижимаясь к нему, проводила его до прихожей. Здесь она остановилась и, расставаясь с ним, как будто против воли, целомудренно подставила ему лицо для поцелуя. Весь дрожа от этой первой ласки, Превенкьер прикоснулся губами к бархатистой щеке и ощутил нежный, опьяняющий аромат женского тела. У него вырвался глубокий вздох, заставивший Валентину слегка повернуться; и тут, как бы невзначай, края свежих восхитительных губ подвернулись под его поцелуй. Банкир почувствовал, что госпожа де Ретиф вздрогнула. Он схватил ее в объятия.