Родителю был подарен за хорошее воспитание сына серебряный рубль, а сам Сенька, моим личным распоряжением, зачислен в гимназию с полным казённым содержанием. Историю, правильным образом её подав, Василина с Колей Ядринцовым напечатали в газете, и видел я, перепечатки даже в солидных столичных изданиях – как курьёз, разумеется.
А к зданию, под которое только через год начали рыть котлован, намертво приклеилось название «Двухкопеешный Вокзал». Окрестности – практически новый, привокзальный район – стали просто «Копейкой». Такая вот замысловатая людская молва…
Третьего мая, в понедельник, пароходы двинулись в путь, и в моем Томске сразу стало как-то пустовато.
С холодными дождями и резким, порывистым северо-западным ветром отцвела черемуха. Маленькие белые лепестки, последним напоминанием о снеге, усыпали холодную еще землю. Потом сразу стало теплее.
Уехали Цыбульские. Захар постепенно переводил управление своими многочисленными приисками и разведочными партиями в Томск, но все равно – летом жить предпочитал в огромной усадьбе рядом с инородческим селением Чебаки в окрестностях Минусинска.
Явился – не запылился долгожданный Евграф Кухтерин. Аж на трех собственных подводах, да еще пяток других мужичков с ним. Только в Россию ехать отговорился. Дозволения попросил наняться на перевозку грузов для строительства Судженки. Мог и не спрашивать, но все равно зашел. Говорит – обещал, а слово его крепко. О том, мол, вся губерния ведает. Врал, подлец. Однозначно! Перед мужичками выеживался. Шутка ли! С самим главным губернским начальником дружбу водит! Потому и подводы свои смотреть на крыльцо зазвал, шут гороховый.
Я Кухтерина отпустил. Приказчики, которых старый Каинский судья нанял, по два рубля в день на человека с лошадью платят. Решил, пусть заработает. Мужик, бывший мой извозчик, справный. Деньгами, которые от меня получил, с толком распорядиться сумел. Тем более что все равно к массовому переселению крестьян еще ничего толком не готово. Ни царского разрешения до сих пор не появилось, ни магазины продуктами не наполнили. Прошлый год в половине западной Сибири урожая не было. Что в губернии собрали – все распродано с большой выгодой. Весной вон даже в Томске цена до семидесяти копеек за пуд дошла, против пятидесяти пяти осенью. Я о грядущей напасти – караванах с датчанами, как о нашествии Мамая уже думать начал. Не до русских крестьян…
Ирония судьбы это, или История вообще – большая недотрога, только привезенные из Курской губернии работники назвали свою деревеньку возле будущих угольных копей так же, как и в известной мне истории – Судженка. А Анжера – это речка в тех краях такая есть. На ее берегу я каторжный острожец хочу построить. Только рабочих рук не хватает. Мало что-то душегубов из России стали слать, работать некому…