Я люблю тебя, милая, с первых дней.
Что скрывать мне, что прятаться от людей!
Не одни я влюбился в глаза-лучи.
Днём я жажду тебя. Я томлюсь в ночи.
Я твой раб, о, любимая! Научи
Как достичь, чтобы вместе, мы быть могли?
Закир-ага с удивлением взглянул на своего, молодого друга, нахмурился. «Опять затосковал по своей Янгыл, — с неприязнью подумал он. — Неужели ни угрозы, ни избиения, ни кара аллаха, ни расстояния не могут погасить в его сердце любовь?». Закиру-ага не нравилась тоска Арзы: юноша в такие минуты менялся на глазах, становился бледным и безучастным ко всему окружающему. Вот и сейчас он пел, но даже не замечал, что поёт и привлекает внимание и Закир-ага, и русских матросов. Однако Закир-ага не стал мешать юноше, и, смягчившись, подумал: «Пусть выплачется».
Но из тоскливого состояния Арзы вывел кочегар Мишка, поднявшийся из трюма. Увидев выражение лица туркменского друга, он остановился перед ним в недоумении, улыбнулся и громко произнёс:
— Не дури, парень. Не дури!..
Арзы вздрогнул и смущённо замолчал, глядя на кочегара. Закир-ага примирительно сказал:
— Ай, ничего. Арзы девочку сильно любит…
Кочегар, сразу посерьёзнев, опустился на колени и сел рядом с грузчиками.
— Слушай, Арзы, — сказал он, играя своими плутоватыми глазами, — вот ты пытался умыкнуть её, увёл куда-то в горы и попался. Надо было в город везти.
— В какой город? — невесело улыбнулся Закир-ага. — В городе у Арзы никого нет.
— Ну и пусть никого нет. Ко мне можно. У меня место нашлось бы.
Закир-ага и Арзы внимательно посмотрели на кочегара, не понимая, шутит он или говорит всерьёз. А тот, видя, что к нему проявляют интерес, заговорил ещё азартнее:
— Слушай, браток, ты так и сделай, валяй — кради свою девушку и прямо сюда, на пароход. Доплывём до Чарджуя, а там сам чёрт тебя не найдёт и дьявол не тронет. Будешь под русским законом жить, никто тебя, не обидит!
Закир-ага скептически улыбнулся:
— У туркмен свой закон, Мишка… Туркменчилик знаешь?
— Да нет, не слыхал покуда.
— Арзы зато знает, — сказал строго Закир-ага.
Арзы стоял у борта, смотрел на амударьинские волны, освещённые полной луной. Река в эту ночь была спокойна и величава. Мерный шум её могучих вод казалось всё вокруг подчинял себе. Робко мерцали далёкие огоньки чабанских костров, таинственно сквозь призрачный лунный свет проглядывали горы. Закиру-ага показалось, что Арзы, не выдержав своего горя, бросится в воду. Бросится и утонет, чтобы не страдать. Подойдя к нему, он властно положил руку на плечо юноше, спросил:
— Ты чего надумал, сынок?
— Я убью его, — решительно выговорил Арзы.