Привет, Владик! Это Сашка. Это здорово, что ты начал записывать свои мысли. Люди часто перевирают, ну, то есть искажают общую историю. В разных целях... Как им кажется выгодней, так и подгоняют — сознательно. А вот свою собственную историю каждый человек искажает нечаянно, мне кажется. Чаще нечаянно... И даже не подозревает, сколько раз уже себя обманул! В чем-то себя прошлого приукрашенно воспринимает или, наоборот, очерняет. Думает, что все главное про себя помнит, а на самом деле много чего забыл или перепутал. Каким был раньше, что любил и кого, чем возмущался... Значит, он и себя настоящего видит уже не точно! Обидно же. Даже опасно. Я считаю, надо все про себя помнить! Даже если не все хочется. Ты просил сказать что-нибудь. Не знаю, что еще. Вот принес книжки — брал их у тебя в тот раз. Тут стихи Набокова есть. Я у него только «Защиту Лужина» читал, не очень понравилось. А стихи — вот, сейчас... Ага. Тут такой момент! Слушай. «Лист бумаги, громадный и чистый, стал вытаскивать он из себя. Лист был больше него и неистовствовал, завиваясь в трубу и скрипя. И борьба показалась запутанной, безысходной: я, черная мгла, я, огни и вот эта минута — и вот эта минута прошла. Но как знать, может быть, бесконечно драгоценна она, и потом пожалею, что бесчеловечно обошелся я с этим листом. Что-нибудь мне, быть может, напели эти камни и дальний свисток. И, пошарив по темной панели, он нашел свой измятый листок». Помнишь, мы смотрели мульт «Сказку сказок»? То место, где Волчок крадет у поэта лист? А уже в лесу слышит плач, ничего не понимает и вдруг видит, что у него в лапах вместо этого свернутого листа — младенец в пеленках! И он даже бросает его сначала и убегает... Чем-то здорово похоже, хоть совсем другое, да? Я прочитал и думаю: надо ж, как знакомо! Не по-плохому, а по-хорошему... А потом вспомнил этот мульт. Вообще я согласен с Набоковым, что никак нельзя точно сказать, что из чего получится и какая минута важней. Ты тоже должен быть согласен, раз завел эти кассеты. До свиданья говорить вроде смешно — ты же в соседней комнате сидишь. Ждешь, когда я закончу. Ну вот, я все! Твой друг Сашка.
Сегодня шестое. Димку поймали! Оля прибежала с утра и сказала. Еще вчера! Утром... Один собачник гулял со своим догом и даже говорил с теми мужиками! Доказывал, что пес нормальный! А они: раз был сигнал и пес бездомный, ничего не поделаешь. Им велели — они отловили... Оля переживала, что не догадалась спрятать Димку. Дома бы не разрешили, но хоть у той старухи... Гулять с ним она сама бы гуляла! Но я бы тоже мог! К Сашке отвел бы, и все... Тетя Наташа не была бы против. Она такая, понимает, я говорил... Вот дураки! Но Оля здорово расстроилась... Я даже не пошел в школу. И в художку не пошел. Болтались по улицам, по закоулкам за гаражами. Там, где старые дома... Потом слушали у нее металл. На всю катушку врубила, но сегодня я помалкивал... Она так заброшенно сидела! Сама была как пес или щенок... Словно ее потеряли. Хоть бери и прячь за пазуху от всех-всех неприятностей! Когда она отвернулась и начала всхлипывать, я прямо сам обалдел. Прямо... ну, не знаю. И я взял и поцеловал ее в макушку... А она не перестала, наоборот! Ну, в общем, ладно... После она все-таки отошла. И мы поехали к Оське. Он опять сидел на шкафу. Ей-богу, свернет когда-нибудь шею! Я стащил его, поиграли... Оська был всадник, а я конь, который хочет скинуть всадника. От восторга он пищал целый час без перерыва... Домой я поехал один. Оля там осталась. Я пообещал ей нарисовать Димку и подарить... Десятка два набросков все ж успел с него сделать. Вот такие дела... Все.