Кассеты Шохина (Винокурова) - страница 21

Сегодня двенадцатое января. Событий! Куча... Привел к нормалам Сашку. А они его прогнали! После одного спора. Миха сказал — он просто так, вообще сказал, — что сейчас в стране страшный беспорядок. И прекращать его надо бы чем скорей, тем лучше. А то люди разбалтываются и становятся неспособны на нужную государству жизнь. А Сашка начал возражать! Он за широкую демократию... Миха тогда сказал, что если и дальше так пойдет, то черт-те чем все может кончиться и что всяких там панков вонючих и нюхачей вообще надо бы к стенке ставить — все равно это не люди, а нахлебники общества и отребье. Сашка ответил, что, прежде чем ставить, надо разобраться, отчего они появились. Ведь, если не найти причину, они будут появляться снова и снова, и никаких стенок не хватит... И что нельзя говорить заранее, что они не люди. Они тоже все разные... Миха тут всерьез завелся. Из-за этой демократии, говорит, они и развелись! И если, говорит, кто-то не хочет себя вести, как положено, и влезает в дерьмо — значит, он и сам дерьмо. И чичкаться с ним нечего! Сказал еще, что он этих подонков видал и что у Сашки в голове каша: начитался газет, а переварить — нутро слабо... «Вот что, — говорит Сашке, — пошел вон отсюда, мальчик! Будь ты постарше — поговорил бы с тобой по-другому, но у тебя еще молочко на губах не обсохло... Так что давай выкатывайся и дорогу сюда забудь...» Сашка такой от них выскочил! Белый, губы вздрагивают... «Кретины!» — говорит... Мы пошли ко мне домой. Мать сегодня поздно, сказала, придет... Ну, понес он на нормалов всякое. Что уважают в человеке не личность, а одни только муравьиные качества. И что реакция как раз на таких вот опиралась, на похожих... во все времена... Я возразил, что это он перехватил! Обыкновенные ребята, и взгляды у них есть вполне правильные. Хотя бы насчет тех, которые нюхают бензин и разную другую дрянь. И вдруг Сашка спрашивает: «У тебя есть бензин?» Бензин у нас был. Летом предки в нем кисти отмачивали, когда делали ремонт... «Тащи, — говорит, — сейчас увидишь зачем!» И — раз в него носовой платок. Помочил, немного понюхал и говорит: «Ну, что? Я что, сильно поменялся в твоих глазах? Оттого, что сделал, как сам захотел, а не как положено по внешним правилам! Главней которых, по нормалам, нет... Но когда человек сам с этими правилами соглашается — это одно. А когда из-под палки — совсем другое! А нормалы уверены, что это нормально — когда из-под палки... Ты что, — говорит, — теперь вместе с ними к стенке меня при случае? За слишком «свободное» поведение?» Я сказал, что он дурак... Взял у него этот платок и тоже понюхал. Но уже через минуту внутри стало нехорошо, и я перестал. Тошно как-то, и голова закружилась... Все-таки настоящая гадость это, конечно! Тут я вспомнил, что мама велела купить хлеба, и пошел в универсам. На воздухе голова сразу прошла... Но когда вернулся, так испугался! Потому что Сашка как будто спал, накрывшись маминым клеенчатым фартуком! Я сдернул фартук, подумал, что Сашка, может, шутит. Но он не шутил, а рядом была та банка... Я потряс его, а потом скорей открыл окно. Сгреб с подоконника снег и стал тереть ему лицо. Во как вышло... Сашка сказал, когда очухался, что ему стало интересно, что будет, если подышать подольше. И решил проэкспериментировать... И кого-то этот человек еще обзывал кретинами! Да... Но сон, сказал, увидел потрясный! Обязательно, говорит, надо его нарисовать. Он же рисует сны... Ну, ладно. Все.