Возвращаясь домой, я остановился в поселке и взял в химчистке пальто Марты. Стоял ледяной, сухой, пронизывающий мороз, когда невозможно заставить себя вынуть руки из карманов. Я терпеть не могу носить перчатки, и в тех редких случаях, когда мне приходится их надевать, а это случается только во время «работы», ощущение возникает такое, будто вместо кистей рук у меня протезы.
В девятнадцать четырнадцать я въехал в нашу аллею, обсаженную двумя рядами кустов, которые весной сплошь покрыты цветами, и медленно подкатил к гаражу. Света в доме не было. Меня вновь обдала волна чудовищного страха, и я несколько секунд сидел в машине, слушая, как шуршит снег в ветвях деревьев. Потом пожал плечами: видно, я уже слишком стар для моей профессии. Становлюсь впечатлительным, как ребенок.
Я нажал кнопку дистанционного управления, и дверь гаража с шипением отворилась. Сыпал мелкий снег, который тает на затылке, проникает за шиворот, леденит подбородок. Я долго глядел на темный и безмолвный дом, потом вставил ключ в замочную скважину. Великолепная дубовая дверь бесшумно открылась. Тишина. Я прошел по пустому коридору, и ни единая из до блеска натертых паркетин не скрипнула, миновал маленькую гостиную, выдержанную в черно-шафрановых тонах, столовую, чьи широкие окна смотрели на лес. Дом принадлежал модному архитектору, и я ничего не изменил в его убранстве, если не считать кое-какой мебели. Я не очень-то обращаю внимание на окружение, в котором живу, до тех пор пока оно не начинает мне резать глаз.
Я зашел в кухню, оборудованную всеми мыслимыми приспособлениями, заглянул в просторную, облицованную кафелем ванную и поднялся на второй этаж. Меня наполнял глухой страх. Я положил ладонь на дверную ручку нашей спальни, в нерешительности помедлил и наконец повернул ее. Дверь открылась, бесшумно скользя по толстому черному паласу. В белом прямоугольнике окна, по которому хлестал снег, выделялось японское деревце. Я различил сбитое в ком одеяло. В полумраке раздался хриплый крик, от которого я подскочил:
— Жорж! Как ты меня напугал!
Из-под одеяла вылезла Марта с всклокоченными волосами. Она зевнула:
— Я читала и задремала. Который час?
— Девятнадцать двадцать восемь.
— Жорж, ну неужели ты не можешь нормально сказать время? Прямо не человек, а служба точного времени.
Она улыбнулась. Халат распахнулся на ее обнаженной груди.
— Здесь так тепло. Я люблю, чтобы в доме было жарко, когда рядом, почти что на нас, падает снег…
Я шагнул к ней. На языке у меня уже были слова: «Знаешь, сегодня мне показалось, будто я видел тебя на улице…» Но она спросит где. Мне придется солгать, потому что у меня не было никаких причин летать в Брюссель. Никто, даже Марта, не должен знать, что я был в этом городе. Я подумал о лежащем у меня в заднем кармане паспорте на имя Акселя Байерна, по профессии виноторговца. Потом увидел, что Марта тянет ко мне руки. А потом склонился над ней и больше ни о чем не думал.