Я на секунду отвел от нее глаза, чтобы на всякий случай убедиться, не заходит ли мне кто-нибудь со спины, а когда вновь поднял их на нее, она смотрела на меня — ее младенчески синие глаза впились в мое лицо с таким напряжением ненависти, что я просто был потрясен.
В тот же миг я заметил, что свернутая газета направляется на меня и не раздумывая бросился на землю. Над ухом у меня почти беззвучно просвистела пуля. Я покатился в кусты. Утки продолжали радостно плескаться, перекрывая все звуки пронзительным кряканьем. Я рискнул выглянуть: милейшая профессор Маркус исчезла. Выходит, эта старая сука все время незаметно наблюдала за мной и только ждала, когда я на секунду отвлекусь от нее.
Я вынырнул из кустов под бесстрашным взглядом молодой матери, пытавшейся не дать своему отпрыску броситься в пруд к уткам. Никто ничего не слышал; прелесть глушителей в том, что не происходит никакого нарушения общественной тишины и порядка… Я быстро обвел взглядом парк, ища венчик седых волос, и обнаружил, что профессор Маркус стремительным шагом удаляется в противоположную сторону. Я побежал за ней, стараясь оставаться под прикрытием деревьев и не обращая внимания на болезненные протесты моего плеча. Решительно, в сравнении с жизнью солдат невидимого фронта жизнь банковского грабителя просто воскресный отдых. Заметив большой камень, я на бегу подобрал его. По убойной силе он уступает пистолету профессора Маркус, но зато такой же бесшумный.
Догнал я профессора Маркус, когда она своей подпрыгивающей походкой почти дошла до ворот. Видимо, она услышала, как я бегу, потому что обернулась, и ее лицо доброй феи исказилось от ненависти; я в тот же миг изо всех сил бросил в нее камень. Она пошатнулась, уже почти упала, но я, воспользовавшись ее замешательством, набросился на нее и крепко стиснул ей запястье. Профессор не пыталась сопротивляться, только смотрела на меня ненавидящими глазами. Из носа у нее текла кровь, и я надеялся, что он у нее сломан.
— Отпустите меня, вы с ума сошли! На нас смотрят!
— Незаметно отдайте мне пистолет. Иначе я сломаю вам руку.
— Вы не посмеете!
— Всему приходит конец, профессор Маркус, я считаю до трех: раз…
Она выпустила газету, укрывающую маленький пистолетик; я перехватил его, сунул в глубокий карман куртки и уже из кармана нацелил его прямо ей в живот.
— Вот так-то лучше. А теперь мы немного потолкуем.
— Не здесь. Идемте.
Она достала из кармана носовой платок и с видом оскорбленной леди принялась осторожно промокать разбитый нос, но на меня этот ее трюк не произвел ни малейшего впечатления. Мы вышли из ворот парка и пошли по широкой улице, застроенной серыми домами и обсаженной чахлыми деревьями. Прохожих было мало, и все они торопились, не обращая на нас внимания. Было холодно. Свинцовое небо выглядело сонным и унылым. Профессор Маркус вздохнула: