За тех, кто избежал и газа, и печей,
Я жизнью заплатил и мукой человечьей!
Твою тропу вовек не скроют лед и снег.
Твой крик не заглушит заплечный кат наемный,
Боль твоих мудрых глаз струится из-под век.
И рвется к небесам, как скальный кряж огромный.
4
Течет людской поток — и счета нет друзьям,
Скорбящим о тебе на траурных поминах.
Тебя почтить встают из рвов и смрадных ям
Шесть миллионов жертв, замученных, невинных.
Ты тоже их почтил, как жертва, пав за них
На камни минские, на минские сугробы,
Один, среди руин кварталов ледяных,
Среди студеной тьмы и дикой вьюжной злобы.
Шесть миллионов жертв... Но ты и мертвый смог
Стать искуплением их чести, их страданий.
Ты всей Земле швырнул кровавый свой упрек,
Погибнув на снегу, среди промерзших зданий.
Рекой течет печаль. Она скорбит без слов.
К тебе идет народ с последним целованьем.
Шесть миллионов жертв из ям и смрадных рвов
С живыми заодно тебя почтят вставаньем.
5
Покойся мирным сном, свободный от забот, —
Ведь мысль твоя жива и власть не утеряла,
Реб Лейви-Ицхока свирель еще поет,
Еще лучится твой могучий лоб Марала!
Твоей любви снега не скажут — замолчи!
Твой гнев не заглушит пурги слепая злоба.
Как две зажженные субботние свечи.
Мерцают кисти рук и светятся из гроба.
Ты щуриться привык, обдумывая роль.
Так видел ты ясней, так собирал ты силы;
Теперь под веками ты прячешь гнев и боль,
Чтоб их не выплеснуть из стынущей могилы.
Блистают зеркала, и кажется — вот-вот
Ты вновь наложишь грим к премьере величавой,
Глазами поведешь, упрямо стиснешь рот
И в небо звездное шагнешь, как прежде, "с правой".
6
Распадом тронуты уже твои черты.
Впитай же музыку в себя, ручьи мелодий
Из "Веньямина Третьего", — недаром ты
Любил истоки их, живущие в народе!
Под этот струнный звон к созвездьям взвейся ввысь!
Пусть череп царственный убийцей продырявлен,
Пускай лицо твое разбито, — не стыдись!
Незавершен твой грим, но он в веках прославлен.
Сочащаяся кровь — вот самый верный грим.
Ты и по смерти жив, и звезды ярче блещут.
Гордясь последним выступлением твоим,
И в дымке заревой лучами рукоплещут.
Какой-нибудь из них, светящей сквозь туман,
Ты боль свою отдашь, и гнев, и человечность.
Пред ликом Вечности ни страшных этих ран.
Ни муки не стыдись... Пускай стыдится Вечность!
7
Распахнут занавес... Ты не для смертной тьмы
Сомкнул свои глаза. И дар твой благородный
С благоговением воспримем ныне мы,
Как принял ты и нес бесценный дар народный.
Тебе со сценою расстаться не дано.
Ты прорастешь в века, вспоен родимым лоном.
Исполнен зрелости, как спелое зерно