Придя к назначенному месту, я принялась разглядывать проезжающие машины, а потом присела на парапет около парикмахерской. На автобусной остановке ожидали только женщина и какой-то молодой человек. Мне было не по себе. Подъехал № 57 и забрал юношу. Немногие пассажиры, приехавшие этим автобусом, разошлись в разные стороны. Я проводила их взглядом, как вдруг у края тротуара резко взвизгнули тормоза. Мужчина, сидевший за рулем, открыл передо мной дверцу.
Нет, я действительно совсем не знаю его. Нет. Слова: «Это я» – ничего мне не прояснили. Он дал газ, мы помчались по улицам и, свернув два раза, выехали на набережную. Про себя я решила молчать, пусть заговорит первым, но он даже не смотрел на меня, сосредоточив все свое внимание на машине.
Наконец мы остановились в маленьком проулочке, в тени огромного раскидистого дерева, что в такую жару, как сегодня, было очень кстати.
Мне показалось, что он хочет достать сигарету, но в его руке очутилось удостоверение; увидев оттиснутые три большие буквы, означающие, что он сотрудник органов госбезопасности, я вдруг ощутила пустоту в желудке. Эти три буквы резко изменили мою жизнь.
С невероятной быстротой в мозгу замелькали обрывки каких-то мыслей и фраз, но я так ничего и не сказала. Заговорил человек за рулем, и мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок, руки мелко дрожали. Он многое знал – во всяком случае, достаточно, чтобы привлечь меня к суду. Не могу сейчас вспомнить в подробностях, о чем он говорил, я слушала и тут же забывала.
Бесполезно было отрицать мое участие в контрреволюционной группировке. Насколько я знаю, они не предприняли бы подобного шага, если б не 'собрали предварительно всех необходимых данных. Стало быть, я разоблачена? В чем мы просчитались? Может быть, кто-то нас предал?
– Почему ты против революции?
Этот вопрос меня поразил. Я ведь думала, что меня уже не отпустят, что я уже под арестом. Почему я против революции? Слова не шли с языка.
Трудно ответить на вопрос, над которым ты сам ни разу не задумывался. Почему я против революции? Почему? На память вдруг пришел мой двоюродный брат Роландо, о котором я никогда не забываю. Весь в синяках и ранах от побоев, нанесенных ему в полицейском участке, он лежит на кровати в дальней комнате и стонет от боли, а тетя благодарит бога за то, что Роландо здесь, пусть израненный, пусть избитый, а не валяется мертвый на обочине шоссе. Тогда, в 1958 году, я была совсем еще девочкой и не понимала, зачем людей бьют и пытают, почему юноши вроде Роландо добровольно бросают учебу и подвергаются гонениям; потом Роландо вдруг исчез, а в доме шептались, что он ушел в Сьерру-Маэстра. За два месяца до победы революции Роландо погиб в бою…