— Да, я помню, — раздражаясь ответила Кэрол —…помню, что если тебе дорог человек, ты должен быть верен ему всегда. И если несмотря на то, что Томми сделал для тебя, ты ему не веришь, я сомневаюсь в том, что он — твой друг. В таком случае ты не тот человек, к которому я могла бы обратиться за помощью в трудную для меня минуту. До свидания, Фрэнк.
Она распахнула дверцу, вылезла из машины и, не оглядываясь, пошла домой. Она открыла дверь и по ступеням поднялась к лифту. От всего сказанного Фрэнком раскалывалась голова. Если даже близкий друг Томми так легко поверил, то брату придется совсем туго. Еще этот Миллер может подлить масла в огонь. Даже Майра Кантрелл, несмотря на весь ее опыт, дважды ушла от ответа на вопрос Кэрол: «Верит ли она в невиновность Томми?»
Адвокат… Она борется, скорее, из спортивного интереса, хочет выиграть этот процесс. Ей и дела нет до Томми, он для нее просто клиент.
Даже Джилл колеблется. Вокруг нет никого, кто с чистой совестью, без колебаний мог бы сказать, что верит в непричастность Томми к этому делу.
Никого… Никого, кроме Кэрол.
Птицы вдруг смолкли. Такого прежде никогда не было… а может, и было…
Предаваясь воспоминаниям, он откинул назад голову, отбросил нож. Над его головой кроны деревьев плели замысловатое кружево из ветвей. Он смотрел вверх на тоненькие веточки, усеянные золотыми листочками, которые подрагивали в солнечных лучах, будто легкий ветерок раскачивал их из стороны в сторону. Солнечные лучи то прятались в густой кроне деревьев, то горящим лезвием пронзали воздух. Они напоминали ему фотовспышку. О, какая картина могла бы получиться, если бы можно было сделать фотографии в такие моменты жизни, как этот.
Но что же заставило птиц прекратить свое пение? Может, что-то ужасное напугало их, и они улетели? Нет. Они не осуждали его. Он знал: слабые зверушки джунглей всегда бегут с той поляны, где лев терзает свою добычу. Так уж устроено природой… Сильный охотится на слабого, потом убивает его…
В этом спектакле должна быть сцена убийства, и это случится здесь, в этом диком уголке.
Здесь… Понятным становилось его нетерпение. Ему всегда было не по себе там, среди людей, приходилось постоянно скрывать свое истинное «я». Но здесь, в лесной чаще, можно было убивать, и даже больше чем можно — нужно!
Под его широко расставленными ногами возникло какое-то слабое движение, легкая судорога прошла по ее телу. Он снова заглянул ей в глаза. В них не было жизни, пелена, веки полуприкрыты, но сознание еще не оставило ее. Она, казалось, хочет передать ему какое-то бессловесное послание.