— Нет, — сказала она, — не надо вызывать полицию, мы имеем дело с больным человеком.
— Мисс Уоррен, когда я сказал «сожалею», я и не думал, что вы поймете. Я сожалею, что все это не кончилось.
Он все еще держал ее за руку, но хватка ослабла. Она не пыталась высвободиться.
— Что касается того бухгалтера из Сиракуз, — продолжал Миллер, — его отпустили через двадцать четыре часа; он был не убийцей, а всего лишь одним из тех, кто стремятся быть в центре внимания и готовы ради этого признаться в том, чего не делали.
Кэрол смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Дело было не только в том, что он принес новость, которая (если это правда) означала, что кошмар будет продолжаться. Она удивилась его осведомленности — насколько она знала, эта информация еще не стала достоянием общественности: Эрик сказал ей по секрету.
— Откуда вам известно о бухгалтере? — спросила она.
— Кэрол, дорогая, — заговорила Марго, — давай уйдем отсюда. Думаю, ты права, этот человек болен.
Кэрол передумала. Она хотела знать, правду ли говорит Миллер, и если да, то как он узнал об аресте.
Он отпустил ее руку.
— Я объясню, — сказал он. — Но я хотел бы поговорить с вами наедине.
Он взглянул на Марго, сердечно ей улыбнулся несмотря на ее злое выражение лица и снова повернулся к Кэрол:
— Если сейчас не лучшее время, давайте встретимся позже.
Кэрол посмотрела на Марго:
— Можем мы отменить завтрак?
— Мне все равно. Я волнуюсь только за тебя. Думаю, ты не должна доверять ему.
— Я и не доверяю, — сказала Кэрол. — Но я хочу, чтобы он объяснил.
Марго колебалась.
— Увидимся позже, дорогая. — Она обернулась к Миллеру, как будто хотела ему что-то сказать, но промолчала и пошла к лестнице в конце коридора.
— Вы хотите поговорить здесь? — сказал Миллер, когда Марго ушла. — Или мы можем сесть? — Он указал на класс с детскими стульями.
— Тут есть игровая площадка, — сказала Кэрол. Она не боялась оставаться с Миллером наедине. Таких случаев уже было предостаточно, и какую бы боль он не причинял ей, она никогда не была физической. Но мир, который он с собой приносил, темный и полный ненависти, оказывал на Кэрол почти физическое воздействие.
Они спустились по лестнице и вышли на большую площадку с гимнастическими снарядами в одном углу и несколькими деревянными скамейками. Дети не гуляли, и огромный пустой двор казался мрачным под ноябрьским небом.
Как только они сели на ближайшую скамью, Кэрол спросила:
— Если правда, что человек, который признался в преступлении, невиновен, значит, вы пришли, потому что мой брат все еще на подозрении?