— Товарищи! Главная сила самодержавия — императорская армия. Поэтому победа пролетарской революции возможна лишь при полном разложении, а потом и уничтожении войск. На пепелище мы создадим новую рабоче-крестьянскую армию, которая будет защищать интересы трудового народа, а не помещиков и эксплуататоров. Это архиважно, товарищи!
Мануильский и Кон слушали внимательно, иногда кивали. Крупская и Арманд вникали с куда меньшей увлеченностью — вождь слишком уж часто повторялся и изрядно поднадоел. Посреди спича Ульянов почувствовал острое желание отлучиться навстречу зову природы. Он стремился не покидать купе без самой крайней нужды. В саквояже шведские кроны, рейхсмарки, несколько тысяч российских рублей и сколько-то пачек фунтов стерлингов, которые за пределами Британии особой ценности не имеют. Надя и Инна преданные, как овчарки, но мало ли…
Ульянов прервался и торопливо выскочил в проход. Из соседних купе доносились речи и споры также исключительно на темы политики, но другое привлекло его внимание. Вагон изрядно замедлил ход. С чего бы это? До следующей станции довольно далеко. Марксист приоткрыл окно, высунулся и обомлел. Железнодорожное полотно впереди делало поворот, там чухал локомотив, коптящий угольным дымом и плюющийся паром, увозя два первых вагона. Так что три последних, сплошь груженных революционерами, кто-то отцепил.
— К оружию, товарищи! — Вождь выхватил из кармана жилетки маленький «браунинг», с которым не расставался даже по дороге в клозет. Он предпочитал действовать издалека, пописывая статейки и дергая за ниточки, однако произошедшее потребовало личных и решительных шагов.
Аксельрод первым делом дернул за стоп-кран, потом снова и снова. На движении вагонов его потуги никак не сказались. Начался небольшой уклон, оттого лишенный паровоза состав даже слегка ускорился. Рельсы вели его к разъезду.
На стрелке он свернул с пути на Питер и двинулся в тупик. Вместо холмика с отбойником путь оборвался над обычным склоном. Вагоны сошли с рельсов и с грохотом дважды перевернулись.
— Господи, что же мы натворили! — охнул Борис Никольский, правая и ныне дрогнувшая рука доброго доктора Дубровина.
— А вы до сих пор не представляли, во что выльется крушение? — презрительно скривился Александр Иванович. — Так вы еще главного не видели, Борис Владимирович. Вот внутрь войдем — посмотрите. Тогда и сочувствуйте невинно убиенным христопродавцам.
Черносотенцы выбрались из-за хвойной поросли и двинулись к заднему вагону. Стон сминаемого железа затих, изнутри доносились вполне человеческие звуки. Или нечеловеческие, потому как в обычной жизни люди так не кричат.