Вопрос застал князя врасплох. Судя по недоумению в глазах, он вовсе не задумывался над тем, что народу вообще хоть что-то требуется разъяснять. Испокон веку высочайшего повеления хватало более чем в достаточной мере.
— А господа левые в Думе и в Советах, смею предположить, денно и нощно подстрекательством занимаются. Народ годами к бунту готовился, настроения созревали. Никогда не забуду, как я в Севастополе флот принимал. Верите ли, до германской войны каждый второй матрос или революционный был, или наслушавшийся бредней. Ваше Императорское Высочество, помните, как за первыми спусками «сикорских» на авиаматку смотрели с кормы «собачки»? Так в том экипаже один матрос готовился вас прикончить.
— Возмутительно! Но мы уклонились от предмета.
— Ничуть. Я к тому докладываю, что армия и флотские экипажи далеко не благонадежны.
— Ну, тут вы, милостивый государь, загнуть изволили, — покровительственно пророкотал Татищев.
— Рад бы ошибиться. — Колчак сдержал желание потереть разнывшееся от нервов колено. — Петр Николаевич, вы — национальный герой. А не посетить ли вам Ораниенбаумскую танковую бригаду и какую-нибудь расквартированную в городе часть? Вот и узнаем о солдатских настроениях из первых рук. Дозвольте, Ваше Императорское Высочество?
Великий князь дергано кивнул. Ему больше действий хотелось, нежели выяснений. На фронте проще — послал разведывательный аэроплан, и как на ладони видно, где и какой противник. Потом на карту вражьи войска нанести, сразу становится ясно, что предпринять. А здесь-то и линии фронта нет.
— А покуда предлагаю заслушать представителей думских фракций и Петросовета. Узнаем их требования и козыри. Тогда и поймем, куда дальше двигать.
Высокая резная дверь отворилась, в императорский кабинет грузно протопал НикНик.
— Александр Михайлович, докладывайте Государю. Лейб-гвардия рвется немедленно очистить город от смутьянов. Петропавловка и Шлиссельбург готовы принять хоть тыщу арестантов. Нельзя ни секунды терять!
Великий князь вдруг с невероятной отчетливостью понял, что наступила секунда выбора, от которого зависит судьба России. Он высочайшим повелением наделен полномочиями ввести военное положение и дать НикНику команду «фас». Лукавый предпринял сей демарш, чтобы подчеркнуть в очередной раз о неприятии верховенства Александра Михайловича и проявить готовность самому одолеть неприятность. Послушаться родственника, и он выведет гвардию на улицы без промедления. Или попробовать гибкость, приняв резоны Колчака.
Как часто бывает, на принятие решения повлияли случайные вещи, особого значения, казалось бы, не имеющие. Врангель и Колчак, жесткие, подтянутые, свежеопаленные войной, стояли посреди залы, окруженные кабинетными генералами. Флотоводец начисто выбрит, у танкиста только короткие усы торчком. Питерские же как один — заросшие лицом, бакенбарды с плеч перетекают на грудь, превращаясь в бороды-веники, оттеняющие брюшко. Мужчину генералом делают не эполеты и волосяные намордники, а умение командовать армией.