По закону, в соответствии с традициями и даже по общепринятым понятиям королева является верховной главой государства, ей принадлежит абсолютная власть. Она является воплощением высшей справедливости, которая воздается в органах правосудия по всему королевству от ее имени; она носит звание верховного главнокомандующего; наконец, она возглавляет англиканскую церковь. Премьер-министр и члены правительства — ее «слуги». Ни один документ, ни одна бумага не имеют никакой ценности, если на них нет королевского росчерка. Ее инициалы остаются на конвертах и на почтовых ящиках. Назначение на должность любого высокопоставленного лица, начиная с премьер-министра и кончая губернатором одного из далеких доминионов Британской короны, сопровождается великой честью, а именно милостивым разрешением приложиться к руке королевы в знак принятия назначения. Эта церемония целования руки монарха является остатком средневековых уз, связывавших государя и его вассалов; почти все министры в период царствования Елизаветы II подчинились этому обычаю, даже самые ярые и непримиримые социалисты.
Однако королева представляет собой в Англии довольно странный и алогичный общественный институт, она не обладает никакой прямой и абсолютной властью до такой степени, что, как заметил историк Баджот (Багот), «если бы парламент однажды проголосовал за казнь королевы, то этот закон должен был бы быть ею подписан и никакой возможности отказаться от подписания у нее бы не было…». Однако она до сих пор остается своеобразным цементом, скрепляющим нацию, символом этой нации за рубежом, а также самой информированной особой в королевстве. Ее роль заключается в трех глаголах: «Советовать, ободрять, предупреждать».
Однажды, когда сэра Годфри Агнью, члена Тайного совета, спросили, отдает ли королева предпочтение консерваторам, он дал очень правильный ответ: «Я так не думаю. Королева не делает различий между политиками из разных партий. Для нее они все принадлежат к одной социальной категории». Таким образом, исполнительная власть, воплощением коей является монархия (а не премьер-министр, каковой является всего лишь исполнителем, а не исполнительной властью), стоит над политикой, а следовательно, и над политической коррупцией. В этом положении дел — сила британской системы. Если в Соединенных Штатах какой-то политик поддается и берет взятку, то он может найти прецеденты, имевшие место при одном из коррумпированных президентов, вчерашних или нынешних, когда коррупция процветала, и найти себе оправдание под предлогом отсутствия высокоморального идеала на самом верху, примеру коего надо было бы следовать; но английский политик всегда должен равняться на неподкупность монарха.