и сам же себе отвечал: — Да, не о чем. И, вероятно, не только со мной, но и с любым другим. Проблемы — это все, что осталось в его жизни. Вся его жизнь это одна большая проблема, и больше ничего». И
В. понимал, что ему нечего сказать отцу. Он мог бы поведать ему о всех невероятных чудесах, что случились с
В., но разве отец стал бы слушать?
Чем дольше говорил отец, тем хуже себя чувствовал В. Он уже пожалел тысячу раз о том, что встретил отца. В. хотелось послать отца ко всем чертям вместе со всеми его бумагами, но В. не мог. Почему? Он не знал. Словно его рот был на замке, но от молчания ему становилось еще хуже. Хотя В. и сам недоумевал, почему он пришел в такое раздражение, подумаешь, отец немного не в себе, чего тут страшного? Но В. не мог себя пересилить. Он чувствовал, как растет внутреннее недовольство и В. должен был рано или поздно на кого-то или на что-то излить это недовольство. На отца ли, за то, что он так погряз в своем беспокойстве, что забыл обо всем на свете, на судьбу ли, за то что наградила В. таким родителем, или, скорее, на себя самого, за то, что он не может любить и почитать отца так, как надлежит сыну. Он и стыдился того, что так плохо думает об отце, и негодовал на отца за то, что тот не замечает смятения В., но самым сильным из всех чувств В. было желание поскорее избавиться от этого человека, который так утомил В. своим беспокойством.
Беспокойством, беспокойством… беспокойник! Что за беспокойник такой вспомнился В.? Откуда это? Ах да! Дом! Он же искал Дом! И тут В. понял, что начисто забыл о Доме. В. догадался, что за нехорошее чувство овладело им едва он только шагнул за порог отцовской квартиры — это чувство было страх! Страх забыть навсегда о Доме. В. потихоньку попятился к двери, размышляя о том, как бы поделикатнее отделаться от отца и поскорее улизнуть отсюда. Но отец словно почувствовал, что В. норовит сбежать, и вцепился в его руку.
— Поможешь мне? — заискивающим голосом спросил он.
В. бесило и то, что говорил отец (ему казалось, что отец хотел свои проблемы навесить и на В.), и то, как он говорил (по мнению В., отец намеренно преувеличивал, словно бы от помощи В. зависела его жизнь). В. хотелось развернуться и убежать, но он ответил:
— Конечно, помогу…
И они сели нА пол и погрузились в бумаги. В. пришлось что-то переписывать, перечитывать, пересчитывать. Он все думал: еще эту последнюю, и я свободен, но бумагам не было конца. В. уговаривал себя как мог, убеждал, что его помощь необходима отцу, что от него не убудет, если он немного посидит здесь и покопается в этих бумагах, но в глубине души он знал, что лжет себе.