Томас уже шел через узкий неф к ступенькам, ведущим в северный придел алтаря, но, услышав, как лязгнул засов, неожиданно остановился и обернулся.
— Нет, Филип, — произнес он.
У приора перехватило дыхание.
— Но, милорд…
— Это храм Божий, а не замок. Отопри дверь.
Дверь содрогалась под ударами рыцарей.
— Я боюсь, они хотят убить тебя! — сказал Филип.
— Тогда запирай не запирай — все равно не поможет. Знаешь, сколько дверей в этой церкви? Открой.
Рыцари продолжали молотить по двери теперь уже, похоже, секирами.
— Ты мог бы укрыться. — В голосе Филипа звучало отчаяние. — Здесь столько мест, где тебя не найдут. Вот вход в усыпальницу.
— Прятаться? В моей собственной церкви? И ты бы сам так поступил?
Филип пристально смотрел на Томаса.
— Нет, — наконец ответил он.
— Тогда отопри засов.
С болью в сердце приор повиновался.
Рыцари ворвались в собор. Их было пятеро. Лица были скрыты под шлемами. В руках у всех — мечи и секиры. Они были похожи на посланцев ада.
Филип говорил себе, что нельзя показывать свой испуг, но, глядя на острые лезвия мечей, он невольно содрогался от страха.
Один из рыцарей закричал:
— Где Томас Бекет, этот изменник королю и королевству?
— Где предатель? Где архиепископ? — подхватили остальные. В церкви было уже почти совсем темно, лишь несколько свечей освещали ее тусклым светом. Монахи все были в черном, да и забрала на шлемах рыцарей мешали им различать лица. Нежданный луч надежды мелькнул у Филипа: может быть, в темноте они не найдут Томаса? Но архиепископ тут же перечеркнул ее: он спустился по ступенькам навстречу заговорщикам и сказал:
— Я здесь, но не изменник королю, а слуга Господу. Что вам нужно?
Он открыто смотрел в глаза этим преступникам, вооруженным до зубов, и Филип вдруг отчетливо осознал, что сегодня, на этом самом месте, Томас умрет.
Люди из окружения архиепископа, очевидно, почувствовали то же самое, потому что некоторые из них побежали. Кто-то скрылся во мраке алтаря, некоторые поспешили смешаться с толпой прихожан, ожидавших в нефе начала службы, а один рванул на себя дверь на лестницу и стал быстро взбираться по ней. Отвращение овладело Филипом.
— Вам следует молиться, а не удирать! — закричал он им вдогонку.
Он вдруг понял, что и его могут убить, если не попробовать бежать. Но оставить архиепископа одного не посмел.
Один из рыцарей крикнул Томасу:
— Отрекись от своего вероломства! — Филип узнал голос Реджинальда Фитцурса.
— Мне не от чего отрекаться, — ответил архиепископ. — Я не совершал никакого предательства. — Он казался невозмутимо спокойным, но лицо было мертвенно-бледным; и приор с холодком в сердце понял, что и сам Томас осознал — сейчас он умрет.