— Ничего ты не понял! Вот, посмотри! — воскликнул толстяк, показывая на меня. — Таскать ты будешь не Викторию, а ее! Кто там разберет? Лицо все равно будет закрыто, а мертвые тела… они все более или менее одинаковые.
Только теперь этот господин соизволил ко мне повернуться. Оглядел с головы до ног — и внезапно просиял, как будто открыл Америку. Потом обворожительно улыбнулся, сверкнув зубами во всей их искусственной красе. Могу себе представить его в молодости — наверное, был настоящим сердцеедом!
— О, это совсем другое дело! — промурлыкал он. — Такую миниатюрную девчушку я готов носить на руках! С величайшим удовольствием! Как тебя зовут, малышка?
— Эльвира.
— Эльвира… — мечтательно закатил глаза седой красавец. — Чудесно…
— Вильгельмас! Начинаем! Все по местам! — толстяк похлопал в ладоши и шаровой молнией скатился в зал.
А мы с понасом Максом ушли за кулисы. Оказалось, Йонас все еще меня ждет.
— Ну, сколько успела собрать-то?
— Чего собрать? — не поняла я.
И только теперь заметила, что так и держу в кулаке монеты, которые нашла под креслами. Протянула их Йонасу. Он чмокнул меня в щеку и прошептал:
— До конца жизни не забуду! Сбегаю приведу себя в форму. К финалу как раз успею.
Когда Йонас умчался, я осмотрелась. За кулисами уже собирались актеры. Кое-кого я узнала — видела в рекламных роликах. Ко мне подбежала взмыленная пожилая женщина с какими-то тряпками в руках, осведомилась, не я ли та новенькая студентка, которую Максюкас будет выносить вместо Виктории, и тут же, не дожидаясь ответа, стала напяливать на меня длинную белую ночнушку, недовольно бормоча:
— Так-так-так… Великовата будет… Виктория все-таки на полголовы выше… И намного крупнее… Ну ничего, сойдет… Тебе же разгуливать в ней все равно не придется… На этот раз сойдет… Кстати, меня зовут Фелиция, а тебя?
— Эльвира.
— Ясно, запомню, — вздохнула Фелиция.
К нам, пыхтя, спешила Онуте.
— У нас большая проблема, — озабоченно сказала она. — С головой-то что будем делать? Шапочка, в которой играет Виктория, прикреплена к парику…
— Это ничего, — махнула рукой Фелиция. — Прикроем ее пока белым платком из «Антигоны».
— Ладно, сегодня пусть так, а завтра что-нибудь придумаем, — решила толстуха и, подмигнув мне, исчезла за кулисами.
А дальше было вот что. Когда дело дошло до моего «номера», ко мне приблизился по нас Макс и шепнул на ушко:
— Ну, маленькая, нам пора. Расслабься, и я тебя подниму.
Не знаю, успела ли я достаточно расслабиться, но в следующее мгновение уже лежала в его объятиях.
— Какая ты легонькая! — вскинул брови Макс, шагнул на сцену, сделал несколько шагов и остановился. Хоть я и должна была притворяться, что все признаки жизни меня покинули, но не устояла перед искушением и принялась сквозь неплотно прикрытые ресницы наблюдать. И увидела, как неузнаваемо изменилось лицо артиста, едва он ступил в круг света: теперь в его чертах отразились вся мировая скорбь и безмерная печаль утраты, а глаза наполнились слезами. Это было фантастически прекрасно! И стало еще прекраснее, когда он, совершенно не шевеля губами и не меняя трагического выражения лица, еле слышно, но очень деловито шепнул мне: