— Баффи, ты счастлива?
— Ну и денек! Ну что это за вопрос? Конечно, я счастлива. О такой жизни, как у меня, мечтают все молодые американки. Ведь я живу в Беверли-Хиллз.
— И что, жизнь в Беверли-Хиллз делает тебя счастливой?
— Ну разумеется. Это означает, что если я буду проявлять осторожность и держаться поближе к дому и к бульвару Сан-сет, то так и просижу в этой золотой клетке. В Южной Калифорнии именно это и означает счастье. И еще раз повторяю, Сьюэллен, я приехала к тебе не для того, чтобы меня допрашивали.
— И почему же ты приехала?
— Потому что ты меня пригласила. Я уже сказала — просто поболтать. А также посмотреть, как ты. Проверить, нет ли у тебя каких-либо проблем, — улыбнулась я ей.
— А у тебя, Баффи?
— Что у меня?
— Возникли какие-то проблемы?
Я встала и подошла к плите. Затем подняла крышку, сунула палец в кастрюлю, потом облизнула его:
— Вкуснота!
— Это не ответ!
— Что здесь происходит, Сьюэллен, что это за семейные обеды?
— В последнее время я обычно готовлю для других, а домой — детям и Говарду приношу то, что останется. Но когда появляется возможность, я стараюсь приготовить для Говарда что-нибудь особенно вкусное и питательное, по-настоящему домашнее, так, чтобы он потом целый месяц об этом вспоминал. В конечном счете, — добавила она после небольшой паузы, улыбнувшись, — я хочу его испортить для какой-нибудь похотливой киски, которая обрушит на него африканские страсти, но будет держать на йогурте.
Я засмеялась, довольная тем, что у Сьюэллен еще осталось чувство юмора.
— Помнишь, когда мы были совсем девчонками, ты говорила: «Обращайся с ними хорошо, но разносолами не балуй».
Она улыбнулась при этом напоминании.
— Да.
— Ну пахнет ужасно вкусно. Как будто я умерла, попала в рай, и мама готовит обед.
— Это не мамин обед. Это еврейская кухня.
— И когда это ты начала приобщаться к еврейской кухне?
— В последнее время я стала читать книги по еврейской кулинарии… просто так, для развлечения. Мне хотелось, чтобы Говард ел то, к чему привык с детства, чтобы он понял, что этот дом из стекла и дерева — это его дом. А дом — это то, где находится сердце, Баффи.
— О Боже! Перестань все обобщать! Будь поестественней. Так что все-таки у тебя в кастрюле? Когда я обмакнула палец, мне показалось, что вкус божественный.
— Это голубцы.
Я опять заглянула в кастрюлю. Пухлые капустные колбаски плавали в томатном соусе, сверкая блестками жира. Я опять сунула палец и отколупнула кусочек, слегка обжегшись. Сунула в рот.
— М-м-м! Горячо, но объедение!
— Ты сядь. Сейчас дам тарелку и нож с вилкой.