Случилось, что Джеральд невольно перенес любовь к родному дому в Беркшире на поместье Грейлингов, ставшее теперь для него вторым домом, и, как он надеялся, надолго.
Пока был жив прямой наследник лорда, Джон, Джеральду это казалось не просто надеждой или мечтой, а вполне реальной перспективой на будущее, но с появлением Малколма в качестве наследника он более не был в этом уверен, и это пугало его.
Малколм молча смотрел на пустое место на стене, где совсем недавно висела картина.
Рядом в ожидании замер плотник с молотком в руке, позвякивая гвоздями, оттянувшими карман его фартука.
— Некрасиво, милорд, пустота так и бьет в глаза, — наконец заметил он. — Но если вот эту картину перевесить чуть ближе к купающейся леди, это будет не так заметно.
— Я должен подумать, Марлоу, — ответил Малколм. — Позову тебя, когда понадобишься.
С этими словами Малколм резко повернулся и покинул гостиную. Он спешил уединиться в кабинете, невмоготу стало от того, что он делает. При виде безобразных проплешин на стенах он каждый раз сгорал от стыда, ибо знал, что картины, висевшие здесь сотни лет, теперь на пути в Америку.
Это было неизбежным решением, иначе пришлось бы продавать земли или сдать в аренду дом, как советовали адвокаты в первый же день его возвращения.
Ступив на эту землю, Малколм сразу ощутил, что она приняла его, а через сутки уже знал, что это его дом и он никогда его не покинет. Он останется здесь, но для этого неминуемо надо чем-то пожертвовать. Тем не менее продажа даже одной картины казалась ему слишком высокой ценой, жестокостью, которая причиняла почти физическую боль, как отрубленный палец или вырванный зуб. За два месяца пребывания в Грейлинге он узнал и полюбил каждую вещь в доме, и ему казалось, что не было того времени, когда он не знал этого, не сознавал, какую роль играет в его жизни тот или иной предмет.
Не имевший ранее ничего, стоящего внимания, Малколм на сорок первом году своей жизни стал испытывать почти фанатичную привязанность к неодушевленным предметам — такое случается только с очень одинокими, обделенными любовью людьми.
Иногда Малколм останавливался перед каким-нибудь огромным полотном и долго, не отрываясь, глядел на него или же медленно бродил среди мебели в бело-золотых гостиных, гладил атласное дерево или едва касался пальцами отполированного до зеркального блеска ореха.
Как много стал значить для него этот дом; он проживет в нем долго, до самой смерти.
Но была и оборотная сторона этой радости. Ночами он порой не мог сомкнуть глаз от мыслей, как сберечь все это, где достать деньги, чтобы не только уплатить налоги на наследство, но и сохранить поместье во всей его благородной красоте.