Сердцу не прикажешь

Малколм Уортингтон медленно вошел в дом.

Портьеры были плотно задернуты, и он раздвинул их таким резким рывком, что деревянные шишечки на концах шнура со стуком ударились о раму.

Этот звук заставил его вздрогнуть — настолько громким он показался в мертвой тишине дома.

Малколм был высок ростом, с темными, чуть тронутыми сединой гладко зачесанными назад волосами, выгодно открывавшими его выразительный широкий лоб. Несмотря на тонкие черты лица, подбородок говорил о твердом и решительном характере.

За дверью послышалось легкое царапанье и раздался робкий стук. Повернувшись, Малколм увидел на пороге экономку. Его присутствие здесь, как и раздвинутые шторы, видимо, немало удивили ее.

— Я зашла узнать, сэр, не пожелаете ли выпить чаю? — спросила она так тихо, что Малколм едва расслышал ее.

— Спасибо, миссис Мирлоу, не откажусь, — ответил он, наоборот, излишне громко. — И принесите уголь разжечь камин.

Он с удивлением заметил заплаканное лицо женщины. Неужели она оплакивала Флоренс? Ведь экономка, она же кухарка, прослужила у них в доме всего месяца три, не более, и едва ли могла знать свою госпожу.

Все распоряжения по дому отдавал он сам или Нанна. Никому, кроме них двоих, не разрешалось заходить в спальню Флоренс.

Его жена до последнего дня своей жизни упорно отказывалась от помощи опытной сиделки и каждый раз впадала в истерику, когда речь заходила о ней. Поэтому врачи с облегчением согласились с Малколмом, что лучше Нанны никто не сможет ухаживать за больной.

Он вдруг вспомнил, что не видел Нанну вот уже два дня. Разумеется, он ожидал, что она тяжело воспримет смерть Флоренс. Даже присутствовать при погребении она оказалась не в силах.

Он один стоял у могилы, когда опускали гроб в сырую землю, последнее прибежище бедной, измученной и несчастной Флоренс, видел, как гроб исчез под могильным холмом.

Кроме него, при этом не было никого — ни родных, ни даже обычных зевак. Он никого не известил о смерти жены, да и едва ли нашлись бы те, кто еще помнил ее.

В первые годы своего брака, когда Малколм понял, что несчастлив, он часто возвращался к прекрасным месяцам их с Флоренс супружеской жизни. Полгода любви!

Но эти воспоминания постепенно вытеснялись горьким осознанием того, что в жертву приносится не только его семейное счастье, но и карьера. Эти мысли угнетали его, он отчаянно боролся с ними.

Так прошли четыре долгих года. Он вынужден был лгать, изворачиваться, хитрить, чтобы никто не узнал правду. Четыре года постоянного страха и неуверенности, как поведет себя Флоренс, годы, когда он просил ее, уговаривал, умолял, и все напрасно.