Она взглянула на меня с любопытством, и я нарочито нахально ей подмигнул.
-
По полудню следующего дня Киса заехала за мной. Я попрощался со всеми работниками, которые, следуя старым традициям, провожали меня, и с Дианой, которая еще раз попросила быть осторожнее. Потом я, наконец, сел в машину, и мы тронулись с места.
- Они забавные, - Киса в зеркальце заднего вида смотрела на то, как выстроившаяся в шеренгу прислуга машет нам в след рукой.
- Да, уж. Этот чернокожий, Джером, все время называл Диану - масса. Как в старые добрые времена рабовладенья.
- И она не запретила ему?
- Думаю, это просто бесполезно. Если бы он хотел, давно бы перестал ее так звать.
- Ну, и что мне теперь с тобой делать? Есть особые распоряжения доктора?
- Есть: любить - нежно, кормить - сытно,, и самое главное - не кантовать.
- Я так и знала! - протянула Киса, переключая скорости.
-
- Тебе удобно? Я не мешаю? - Киса вертится у стенки, расправляя одеяло.
- Да все о’кей, милая. Ты мне никогда нее мешаешь.
Она быстро оборачивается с ехидно-озадаченным лицом:
- Да? Никогда? Ты ведь любишь, побыть один.
- Даже тогда ты мне совсем не мешаешь быть в другом месте. Ай! - Маленькие острые пальчики втыкаются в бок, но она смеется.
- Ах, ты!… Какой же ты вредный, Алекс! Не буду я больше тебя любить. - Надувает щеки, как индюшка, и щурит глаза, как крот. Зрелище не для слабонервных! - И вообще, убирайся тогда из моей постели, ловелас проклятый!
- Киса, ну прости меня! Сморозил глупость как всегда, ты же меня знаешь. - Слава Богу, успел перехватить подушку, а то она ею меня еще и удушила бы. - Мне же не к кому пойти, да и кому я нужен - без денег, да еще и инвалид.
Она успокоилась и снова принялась укладываться:
- Только вздумай на меня еще раз хвост морковкой поднять… Эй, а деньги-то ты куда дел? У тебя же было немного.
- Чему ты удивляешься? Я же здесь два месяца живу, вот и ушли на еду, да на контрацепцию.
Киса села на кровати, быстрым движением рук заложила волосы за уши и изучающе на меня посмотрела:
- На какую контрацепцию? - в голосе плохо скрываемый испуг.
- Мыло, - тихо ответил я, закладывая руки под голову. Киса рухнула обратно так, что вся кровать задрожала и издала жалобный скрип. Довольная ухмылка всплыла на моем лице, в то время как она шипела по поводу извращенности моего сознания, перебивая сама себя отборным матом. Наконец, когда фонтан ее чувств иссяк, она положила голову мне на грудь: