На продавленном диване сидели двое – капитан с полинявшей красной повязкой на рукаве и прапорщик. Сидели боком друг к другу и играли в подкидного дурака. Под потолком довольно тускло светила лампочка в жёлто-розовом матерчатом довоенном абажуре. Освещались только эти двое и карты. Я стоял у входа, и лицо моё было в тени.
– Добрый вечер! – сказал я, стараясь дышать в бок. – Товарищи офицеры, извините, что отрываю, но...
– Кругом! – скомандовал капитан. – Выйди, войди и доложи, как положено!
Я рефлекторно повернулся «налево-кругом» и уже было вышел, но спохватился, вернулся и шагнул в светлое пятно.
Что сказать? Мы вроде как встретились после долгой разлуки. Меня целовали и тискали так, что трещали рёбра. Судя по всему, я сидел с прапорщиком на одном горшке ещё в детском саду, а капитану я в молодости, как минимум, спас жизнь.
Мы махнули по «чуть-чуть» и я объяснил, в чём дело. Они и обалдели. Они сказали мне, что тут военная часть. Что даже, если бы тут и был керосин, его бы мне всё равно не дали по двум причинам: во-первых, его уже давно нет, а во-вторых, если бы он даже и был, то кто же мне позволит слить его с боевых самолётов, стоящих на боевом дежурстве! А вдруг что? Тогда что?
– Что вдруг что? – спросил я.
– Война!
– С кем?
– Ну... С Израилем, к примеру!
– Чушь! Никакой Израиль с вами воевать сегодня не будет!
– Почему?
– У них шабат! Они по субботам не воюют!
Этот аргумент развеселил их чрезвычайно. Мы ахнули ещё по «чуть-чуть» и они стали совещаться. Я даже не пытался понять, о чём это они. Они куда-то звонили, с кем-то договаривались, у кого-то брали разрешение, я ничего уже не слышал. Я впал в анабиоз.
Минут через двадцать меня реанимировали.
– Мы тут подумали. – Сказал прапорщик. – Тебе сколько надо?
– Три тонны! – обнаглел я.
– Столько нет. – Подумав, заявил капитан. – Есть тонна двести, ну максимум полторы.
– Хорошо! – сказал я. – Большое спасибо! За мной не пропадёт!
– Да ладно, Аркадич, – засмеялся капитан. – Какие счёты среди своих. Иди, бери, сейчас объясню где...
– Как это бери, чем?
– Не знаю чем, хочешь ведром, хочешь вот стаканом!
Мама дорогая! Только тут я сообразил, что всё, что мне дали или вот сейчас дадут, этого же практически нет! Ну, обещали, ну, сказали, а где он? Куда я его дену, во что?
Они соображали лучше, чем я. Через пять минут был вызван по телефону Николаич с топливозаправщиком. Через сорок минут он уже был здесь, опрокинул вместе с нами по чуть-чуть и затарахтел в темноту на своём ТЗ, куда ему велели. Через час он вернулся. Всё это время я спал на ихнем диване, заботливо укрытый лётной курткой.