– Еды бы какой-нибудь... Ну, бутерброды там, если можно, воды какой-нибудь... Еще бы топлива бы... И водки.
– Сколько?
– Тонна! Лучше две!
Я даже не понял, как они уехали. Вот они были, и вот их уже нет, как не было.
Я даже не успел закрыть рот, как они вернулись.
Так же с сиреной, так же со слепящими лучами фар-искателей, с тем же визгом тормозов.
То, что они привезли, не могло поместиться не то что в двух «Волгах», это вряд ли поместилось бы на КрАЗе.
На борт бегом стали заносить коробки с домашней колбасой и салом, ящики водки и пива, здоровенные сетки с хлебом и бесконечное «что-то ещё»! Последнее, от чего у меня отвалилась челюсть, понесли поднос с жареным поросёнком, обложенным картошкой, во рту которого торчал кроссворд.
– Это от мамы! – сказал квадратный человек и обе машины растаяли в темноте.
Вместо них прикатил заправщик. Долил топливо и тоже исчез.
Мы стояли в полном оцепенении, с выпученными глазами, в которых не отражалось ничего, кроме изумления.
Что это было, и где они взяли всё это вместе с заправщиком в полпервого ночи, для меня останется загадкой до конца жизни.
Вышел командир, объявил, что есть «добро». От всего произошедшего он немного заикался и у него дёргался глаз.
Включился свет на полосе.
Мы взлетели, и самолёт взял курс на Москву.
То есть, не совсем чтобы самолёт. Из Киева в Москву летел не ЯК-40. Летел банкетный зал ресторана гостиницы «Украина», раскачиваясь из стороны в сторону и заглушая разудалыми песнями рёв двигателей.
Как мы долетели, понятия не имею. Но нас опять было девять. Куда делись эти с портфелем и с Веркой, и на какой высоте они спрыгнули, я не заметил. Я точно видел, как они лезли по трапу за поросёнком, но он тут был, а их не было. Правда, остался таможенник, но он спал, и я за него не волновался.
Не знаю, когда и с кем велись переговоры, кто дал нам разрешение на посадку, но в четыре пятнадцать мы сели в Москве и зарулили на стоянку.
Но и это был не конец. Странные события цеплялись к нам, как репьи к бабушкиным штанам с начёсом.
Нас встретил милицейский патруль в бронежилетах и касках, который, ни слова не говоря, сопроводил нас в аэропорт, почему-то в «зал официальных лиц и делегаций». Старший патруля отвёл меня в сторону, попросил сфотографироваться на память, потом предложил по «чуть-чуть» и страшно удивился, когда я шарахнулся от него, как от прокаженного.
Никто не проверял документы, никто не спрашивал, что у вас там, в багаже, никто вообще не интересовался, откуда мы тут взялись и что нам тут надо! Кругом тьма египетская, нигде ни души, и опять «международный сектор»! С тем же успехом, мы могли бы приземлиться опять в Борисполе или ещё лучше в Одессе.