Ищи-Свищи взвалил его себе на плечи и, согнувшись, перескакивая от дерева к дереву, пустился в дальнейший путь. У Круглого Дуба его ждала старуха.
Это было очень широкое и самое высокое дерево на сече. Благодаря этому, дуб и получил такое название. Он рос среди кустарника.
— Живей, старая зайчиха, — крикнул парень, — уже солнце всходит!
Воздух озарило сиянье. Это был первый луч, пронзивший чащу леса. Быстрыми и ловкими движениями, ни одно из которых не пропадало даром, Ищи-Свищи помог старухе наломать хвороста, собрать его в груды и связать веревкой. Когда они навалили целую тачку, он перегнул козулю пополам и положил ее со сложенными лапками на первый слой хвороста, прикрыв ее остальным до верха. Козочка в это время ходила кругом и сторожила. Слышен был лишь непрерывный шелест сухих листьев под ее ногами.
— Смелей, смелей! — покрикивал парень. Он приподнял за ручки тачку и стал протискивать ее через кустарник до лужайки, где стоял небольшой дубок. Там он остановился и приказал старухе набрать веток и сучьев.
— А ты, Козочка, гляди в оба.
Он отправился в то место, куда спрятал кабаргу. Умирая, животное сохранило на своей мордочке, печать тихой грусти. Безумный ужас стоял в его широко открытых глазах. Кабарге было лишь двенадцать месяцев отроду, и оказалось вполне достаточно небольшого слоя хвороста, чтобы спрятать зверька. И парень, удовлетворенный своей работой, потирал руки, восклицая:
— Ловко, старая зайчиха! Теперь пора к Ромирону! Ты, небось, знаешь? булочника-то.
Он назвал улицу и сделал напутствие: не раскачивать в сторону тачку, ни с кем не разговаривать и, если ее спросят, ответить, что идет к Ромирону продавать хворост.
— Эк какой, — возразила старуха, — думаешь, дам утереть себе нос! Не таковская!
Она выпрямилась всем своим телом и, сильно понапрягшись, приподняла тачку. Козочка пошла впереди и изо всех своих сил тащила за веревку, обмотанную вокруг ее тела.
Он отправил их вперед. Тачка тащилась по дороге, которая вела к шоссе. За одним поворотом показалось шоссе со своим неровным серым булыжником. Старуха сняла башмаки, чтобы удобнее было упираться ногами о камни, и подвигалась хорошим шагом, согнувшись под тяжестью тачки. Город от леса отстоял в двух часах ходьбы. Вначале шоссе шло вдоль кустарника, затем кустарник пропадал. Распаханные и возделанные поля простирались по обеим его сторонам. Чередуясь с полями, фермы и домики постепенно образовывали целые деревни; виднелись их красные крыши издали между деревьями, и за ними ряды домов, которые окаймляли дорогу, и другие домики, отодвинутые в глубину, казались окрашенными в бледно-розовый цвет, еле просвечивавший сквозь утренний дымок.