Следующий день принес Жермене много страданий.
Миновало огромное наслаждение, и она смотрела на себя отрезвевшими глазами в немом оцепенении, как будто в опьянении она совершила темное деяние. И она спрашивала самое себя, она ли, гордая Жермена, отдалась там, среди леса?
Она вспомнила себя, когда не знала еще мужчины, была безупречна, вспомнила о прежнем. И одно мгновение сразу изгладило все прошлое.
Теперь она, как все погибшие девушки. У нее любовник, и она до пресыщения повторяла себе это слово. У нее, Жермены, есть любовник! И думая об этом, она чувствовала невыразимую нежную покорность, которая очаровывала.
Ведь, наконец, у многих были любовники, и они, однако, не умирали от этого.
Была среда, и этот день каждую неделю был посвящен, согласно обычаю, починке белья.
Одна из комнат на ферме была исключительно предназначена для этого. В ней помещались два бельевых шкапа, а все остальное белье лежало в куче на полках, приделанных к стенам. Целая груда требовавшего починки белья заполняла стол. На стуле стоял утюг, игольник и мотки ниток.
Она сидела там, ничего не делая, мечтая о любви и счастье, о безмолвии кустарников. Порой ее обдавало жаром. Она вставала, словно задыхаясь, брала в руки работу и бессильно роняла ее. Одно время она думала убежать с фермы. Они тогда пойдут, куда глядят глаза, и ничто им не будет препятствовать жить, как муж и жена. Но это было лишь одной из множества теснившихся в ней мыслей. Мало-помалу голова ее отяжелела, она опустила ее на грудь и заснула.
Окликнувший голос сразу пробудил ее от сна. Снаружи у окна напротив стоял фермер Гюлотт. Он толкнул плохо притворенное окно и посмотрел на Жермену с добродушной насмешкой.
— Словно у тебя, Жермена, праздник все еще с рук не сходит, — сказал он.
Ее охватил испуг; она вся побледнела. С приподнятыми бровями и застывшим, как пред надвигавшимся несчастьем лицом, она сидела неподвижно, не зная, что сказать. Что он сказал? Она расслышала только одно слово: праздник.
— Ну, ну, — промолвил Гюлотт, — я ведь это только так, ради смеха. И то сказать, нельзя же все о работе да о работе думать.
Она сделала над собой усилие, ответила ему что-то неопределенное. И он отошел от окна, чтобы догнать жеребенка, который объедался соломой под навесом сарая. Она следила за ним глазами, понемногу приходя в себя. Он посмеялся только и ничего не знал! И находила себя тем более бесчестной, что обманула его отеческое доверие.
Дело не спорилось у Жермены в этот день. Сквозь деревья виднелось серое небо, окрашивавшее им зеленую листву в тусклые, нежно-грустные оттенки. Моросил мелкий дождь. Золотистые кучи навоза подернулись блеклой туманной мглой. Медленно затихал шум среди тяжелого безмолвия.