В течение мрачной поры первого периода ее вдовства только деликатному такту и дружбе Остина она была обязана первыми слабыми проявлениями интереса к жизни. Это он пробудил в ней сознание внешнего мира, понимание того, что, хотя покрыто тучами ее небо, на земле есть еще солнечный блеск. Он был ее признанный друг, союзник и советник, всегда готовый помочь ей, и сердце ее горело несколько экзальтированной благодарностью всякий раз, когда она смотрела на него.
Екатерина успела подняться лишь до половины лестницы, направляясь к м-с Уэйр, чтобы читать ей вслух, когда увидела Дика, выходящего из столовой с перекошенным и гневным лицом, с вздувшимися на его толстой бычьей шее жилами. Она испугалась. Скоро должно произойти что-нибудь безумное и отчаянное. Она решила предостеречь Остина. Извинившись перед миссис Уэйр, она спустилась в столовую и застала там Остина в самом игривом и радостном настроении духа. Очевидно, между братьями не было серьезной стычки.
— Можно занять вас на несколько минут, Остин?
— Хоть на тысячу, — весело отозвался он. — Что-нибудь неблагополучно?
— Дело не во мне, — сказала она.
Он лукаво заглянул ей в глаза.
— Знаю. Вы имеете в виду Вивьетту. Сознайтесь.
— Да, — ответила она сдержанно, — я думаю о Вивьетте.
— Вы поняли. Впрочем, я и не скрываю этого. Вы можете предполагать самое худшее. Я по уши и безнадежно влюбился в нее. Теперь я в вашей власти.
Начало было совсем не таково, как ожидала Екатерина. Он вырвал инициативу из ее рук и дал желательное ему направление разговору. Она не предвидела столь прямого признания. Она почувствовала некоторое огорчение и что-то кольнуло ее в сердце. Она вздохнула.
— Вы разве не рады, Екатерина? — спросил он с эгоизмом мужчины.
— Конечно, мне следовало бы радоваться… за вас. Но не могу я и не огорчиться немножко. Я знала, разумеется, что рано или поздно вы влюбитесь, только я надеялась, что это будет позже. Но что поделаешь? Это неизбежный конец дружбы, подобной нашей.
— Я отнюдь не усматриваю такого конца, — сказал он. — Дружба наша будет продолжаться. Вивьетта очень любит вас.
Она взяла с блюда персик, повертела его в руках, рассеянно рассматривая, а затем осторожно положила на место.
— Дружба наша, разумеется, не порвется. Но особенное свойство ее, оттенок сентиментальности в сознании нераздельного обладания исчезнет, не правда ли?
Остин поднялся и в некотором смущении нагнулся над стулом Екатерины.
— Вы огорчены, Екатерина?
— О, нет! Вы были таким нежным, верным другом мне в течение мрачной и одинокой поры, вносили солнечный свет в мою жизнь именно тогда, когда я в этом больше всего нуждалась… Я была бы неблагодарной женщиной, если бы не радовалась вашему счастью. К тому же, мы были только друзьями…