Это прелестное зрелище, в котором сказывались и инстинкт и огорчение, женщины, приятно подействовало на наблюдавшего ее мужчину. У Екатерины был очень свежий нежный вид в ее вышитой цветами лиловой блузке, саржевой юбке, в простенькой черной соломенной шляпке, а поза, когда она наклонилась над толстощеким заплаканным личиком, выглядывавшим из-под капора, была полна грации и женственности. Она поцеловала и передала ребенка няньке, когда подошел Рейн. Она встретила его улыбкой.
— Чуть не катастрофа… но через полчаса он забудет о ней Восхитительно, должно быть, быть ребенком.
— Если все раны так быстро и любовно излечиваются, то приходится согласиться с вами, — заметил он.
— Благодарю вас, — сказала она, подняв на него глаза, — это прелестный комплимент.
Рейн поклонился, посмеялся над собственным признанием и по ее приглашению сел рядом с нею.
— Это ваше любимое место? — спросил он.
— Да, полагаю, что так. Близко от пансиона и я люблю быть на открытом воздухе.
— Как и я. Вот новая точка соприкосновения. Мы открыли их изрядное количество, если вы не забыли, во время Рождества. Как вы жили все это время?
— Забывая довольно много старых уроков и пытаясь научиться кое-чему новому… Или, если вам угодно, переливала из пустого в порожнее… старалась тянуть жизнь без приключений.
— А это попросту говоря — значит, что время у вас прошло скучно и безрадостно. Вы пробыли тут всю зиму и весну?
— Да. Где же мне было быть?
— В более интересном месте, — заметил Рейн. — Вы, кажется, не рождены для такого однообразного существования.
— О! Поскольку я его веду. Я, по-видимому, рождена для этого. Люди, как вода, находят свой собственный уровень. Похоже на то, что пансион Бокар это — мой уровень.
— Вы улыбаетесь, как будто вы довольны этим, — сказал он, несколько недоумевая.
— Вы предпочли бы, чтобы я плакалась вам?
— Возможно, что не в день моего приезда, но впоследствии я бы это предпочел.
Она сверкнула на него испытующим молниеносным взглядом женщины, находящейся настороже. Но вид его энергичного открытого лица и ласковых глаз успокоил ее. Она молчала с минуту, — ярко представляя себе сон наяву. Она поймала его на слове и плачет, спрятав лицо свое на его плече, в то время как он обнимает ее рукой. Это было неизмеримое блаженство. Но она быстро пришла в себя.
— Разве вы не знакомы с вашим Бертоном? Один милый господин указал мне на одну из его мыслей: „Жалеть плачущую женщину все равно, что жалеть идущего босиком гуся". Этот же самый человек сказал мне, что женщина плачет, чтобы скрыть свои чувства.