Екатерина не могла не заметить этих признаков активного соперничества. В начале ей было больно. Ей очень хотелось сохранить дружбу Фелиции. Но что она могла сделать?
Однажды утром она была у себя, когда звук подъезжающего внизу экипажа поразил ее слух. Из праздного любопытства она вышла на свой балкончик и посмотрела вниз. Старый мистер Четвинд, Рейн и Фелиция собирались прокатиться. Она следила, как они весело устраивались на своих местах, и довольно ласково улыбнулась сияющему юному лицу Фелиции. Но когда они тронулись в путь, Фелиция, подняв глаза, заметила ее, и выражение ее лица изменилось. Торжество той причинило Екатерине боль. Она ушла с балкона с тяжелым чувством. Ей пришла в голову смутная мысль покинуть Женеву и оставить поле свободным для Фелиции. С минуту она играла этой мыслью. Но затем резкая реакция овладела ею.
Нет. Тысячу раз нет. Чего ради ей донкихотствовать? Кто-либо во всем мире по отношению к ней был Дон-Кихотом? Она потерпела крушение в жизни… и жила теперь без единого проблеска света в каком-нибудь далеком небе. Волны носили ее куда попало, как никому ненужный обломок. Потом только явилась надежда. Это была безумная надежда, надежда отчаяния, в лучшем случае… но она поддерживала ее жизнь последние шесть месяцев.
Во имя чего она должна дать дорогу этой молодой девушке — нетронутой, безмятежной, если не считать этой первой девической фантазии? Весь мир открыт перед нею, готовый нести к ногам ее молодости, красоты и очарования — свои дары. Через несколько месяцев она вновь окунется в этот мир, оставит пансион Бокар и его скучную жизнь навсегда. Через год эта жизнь будет только воспоминанием, а Рейн Четвинд эпизодом, вызывающим краску на лице. Много мужчин будут добиваться ее любви. Она выберет лучшего из них. Почему же Екатерина должна сама уступить свою единственную слабую надежду той, перед которой так много и других светлых возможностей.
Она со страстной настойчивостью цеплялась за это самооправдание. К выпавшему на ее долю жребию одиночества она относилась фаталистически и никогда не пыталась завязывать связи даже самого деликатного характера. Она смотрела на свое будущее — серую, холодную и одинокую вереницу годов, — как на логическое следствие ее прошлого, хотя по временам эта жестокая неизбежность подавляла ее. Жизнь за жизнь… Но кто больше нуждается в радостях, она или молодая девушка? Закон вечной справедливости, казалось, звучал в ее сердце ответом… как он звучал в сердце каждой дочери Агари со времени сотворения мира.
Поздно вечером она стояла на балконе гостиной. Они весело провели этот вечер. Концертный певец из Лондона, приехавший накануне, добродушно согласился петь. Старик Четвинд был остроумен и очарователен. Комендант Порнишон рассказывал с гасконской живостью походные и боевые приключения. Рейн по обыкновению говорил и смеялся от всего сердца. Все были веселы и благодушны. Фелиция была в повышенном настроении, внося в беседу свою свежую нотку; она даже к Екатерине обратилась с несколькими шутливыми замечаниями. Один за другим все оставили салон. Последней была госпожа Попеа, которая осталась, чтобы посудачить с нею о событиях вечера. Теперь она стояла одна при лунном свете, и внутренняя борьба, терзавшая ее весь день, несколько стихла. Смех и пение хорошо действовали на ее сердце. Она прислонилась щекой к локтю и задумалась. Возможно, что она злая женщина, готовая встать между девушкой и ее счастьем. Разве самопожертвование в конце концов не великое дело?