В конце концов в сердце ее пробудилось великое женское чувство жалости. Все больше возраставшее в ней сознание одержанной победы вызвало к жизни все благородные свойства ее души. Любовь ее к Рейну выросла в нечто слишком прекрасное, чтобы давать место недостойному ликованию.
Вообще же это было радостное, залитое солнцем время. Прошлое исчезло в тумане. Она шла изо дня в день, нечувствительная ни к чему, кроме своей лучезарной любви.
Рейн однажды встретил ее вблизи собора, с корзинкой на руке, идущей по улицам старого города. У него вошло в привычку с невольной бесцеремонностью составлять ей компанию, если она бывала одна, и ей в голову не пришло увидеть что-нибудь необычное в том, что он и на сей раз подошел к ней и пошел рядом. У двери подвала, где Жил Жан-Мари с женою, она остановилась.
— Тут конец моему странствованию. Старики мои живут здесь.
— Я готов позавидовать им, — сказал Рейн.
Едва он успел это сказать, как с противоположной стороны к ним через улицу заковыляла старуха, которая направилась к Екатерине с радушной улыбкой, осветившей старое морщинистое лицо.
Она не ожидала барыню так скоро после последнего посещения. Большая будет радость для Жана-Мари. Угодно барыне войти? А барин? Это не брат барыни?
Екатерина стала разъяснять, кинув мимолетный смущенный взор на Рейна, причем краска залила обе ее щеки, а Рейн, смеясь, пришел ей на помощь. Он большой приятель барышни. Она часто ему говорила про Жана-Мари.
Старуха посмотрела на него; вечно женское не заглохло в ней благодаря годам, и его улыбающееся лицо ей понравилось.
— Беру на себя смелость спросить барина, не угодно ли ему зайти к нам вместе с барыней?
Он взглядом попросил разрешения у Екатерины, и принял приглашение.
— Я не думала… — начала Екатерина тихо, когда они спускались за старухой по темной лестнице.
— Это мне доставит большое удовольствие, — прервал ее Рейн. — Притом, я им перестану завидовать.
Смущение ее через несколько минут исчезло, когда она убедилась, что первоначальная швейцарская угрюмость старого паралитика растаяла под чарами Рейна. Это была особенность Рейна, как выразился однажды про него старый профессор в разговоре с Фелицией, глубоко заглядывать в существо явлений и любовно связывать себя со всеми, с кем ему приходилось сталкиваться. И Екатерина, хотя не присутствовала при этой формулировке, бессознательно почувствовала ее справедливость. Он говорил с ним так, как будто знал Жана-Мари с детства. Послушав его, можно было подумать, что нет ничего легче, как поддерживать разговор с невежественным старым швейцарским крестьянином. Екатерина никогда не любила его так сильно, как сейчас.