Последнее поразило ее, словно человека, попавшего в полярную страну, который вдруг видит себя изолированным от всего остального мира благодаря непроницаемому туману. Она поспешно отскочила от окна; от чисто физического утомления опустилась на кресло у письменного стола и скрыла лицо свое в руках.
Слуга принес письмецо. Мучительный страх пронизал ее при мысли, что это может быть от Рейна. Но при первом взгляде она убедилась, что это почерк Гокмастера. На конверте красовалась печатная фирма какого-то кафе.
„Если у вас сохранилось чувство сострадания, простите меня, — гласило оно. — Тот факт, что я признался вам в своей вине, доказывает мое искреннее желание начать новую жизнь, поскольку дело идет о вас. Я готов отдать многие годы своей жизни, чтобы заслужить с вашей стороны ласковое слово. Все, что есть лучшего и правдивого во мне, обращается к вам, Китти. Я бесконечно несчастлив".
Она смяла письмо и швырнула его. Действительно, он несчастлив!..
Она посмотрела на часы. Половина двенадцатого. Ей пришла в голову мысль, что ей придется всю жизнь влачить таким образом, считая бесконечные минуты в каждом часе.
Пыл возмущения ее против Гокмастера остыл, но острое чувство стыда осталось. Невольно мелькнувшая у нее надежда при первом взгляде на письмо натолкнула ее на новые мысли. Где возьмутся у нее силы вновь встретиться с Рейном?
Она еще раз поднялась и опять вернулась к утомительному беспокойному расхаживанию по комнате.
— Никогда, никогда! — крикнула она. — Его глаза убьют меня… он будет любезен… о Боже! Я этого не перенесу. Лучше бы он проклинал меня! Лучше бы он побил меня! О, Рейн, Рейн, мое сокровище, моя любовь! Я могла бы тебе все рассказать… и ты судил бы меня по моим собственным словам. Ты бы не оттолкнул меня. Но это унижение…
Она почувствовала смерть в душе. Она не могла представить себе, что переживет его любовь. Мужчины… в отличие от женщин… не могут любить, раз любовь превращается в презрение. Мысль о презрительной жалости с его стороны жгла ее. Его образ предстал перед нею, искренний, великодушный, благородный. Она на минуту остановилась, когда в голову пришла волнующая мысль.
Не заставит ли свойственное ему великодушие возобновить предложение?
Эта мысль преследовала ее, она крепла в силу знания и идеализирования его характера, превратилась в убеждение. На минуту она отдалась соблазну поймать его на слове. Она любила его всеми фибрами своей души. Без него жизнь ее представляла ужасную пустоту. Она удовлетворилась бы одной совместной с ним жизнью, добивалась бы изредка ласкового прикосновения его руки.