- Ах, вот как…
- Вот-с.
Он встал из-за стола, прошелся.
- Ему восемнадцать лет. Он известный футболист.
("А, футболист",- подумал я.)
- Что ж, - сказал я, - это и вправду замечательно! Быть известным футболистом - это и вправду большое качество. ("Что я говорю?")
Он не слышал. Он во власти блаженных мыслей. С порога балкона смотрит он вдаль, в небо. Он думает о Володе Макарове.
- Это совершенно ни на кого не похожий юноша, вдруг сказал он, поворачиваясь ко мне. (Я вижу, что то, что я присутствую здесь, когда в мыслях его этот самый Володя Макаров, кажется ему оскорбительным.) - Я обязан ему жизнью, во-первых. Он спас меня десять лет тому назад от расправы. Меня должны были положить затылком на наковальню и должны были молотом ударить меня по лицу. Он спас меня. (Ему приятно говорить о подвиге того. Видно, часто он вспоминает подвиг.) Но это не важно. Другое важно. Он совершенно новый человек. Ну, ладно. (И он вернулся к столу.)
- Зачем вы подобрали меня и привезли?
- Что-с? А? - Он мычит, через секунду только он услышит мой вопрос.- Зачем привез? Жалкий у вас был вид. Нельзя было не растрогаться. Вы рыдали. Страшно стало вас жаль.
- А диван?
- Что диван?
- А когда вернется ваш юноша…
Он, нисколько не задумываясь, просто и весело отвечал:
- Тогда вам придется диван освободить…
Мне надо встать и побить ему морду. Он, видите ли, сжалился, он, прославленная личность, пожалел несчастного, сбившегося с пути молодого человека. Но временно. Пока вернется главный. Ему просто скучно по вечерам. А потом он меня выгонит. С цинизмом он говорит об этом.
- Андрей Петрович,- говорю я.- Вы понимаете, что вы сказали? Вы хам!
- Что-с? А? - Мысли его отрываются от бумаги. Сейчас слух повторит ему мою фразу, и я молю судьбу, чтобы слух ошибся. Неужели он услышал? Ну и пусть. Разом.
Но вмешивается внешнее обстоятельство. Мне не суждено еще вылететь из этого дома.
На улице, под балконом, кто-то кричит;
- Андрей!
Он поворачивает голову.
- Андрей!
Он резко встает, отталкиваясь от стола ладонью.
- Андрюша! Дорогой!
Он выходит на балкон. Я подхожу к окну. Оба мы смотрим на улицу. Темнота. Только окнами кое-как освещена мостовая. Посредине стоит маленького роста широкоплечий человек.
- Добрый вечер, Андрюша. Как поживаешь? Как "Четвертак"?
(Я вижу из окна балкон и громадного Андрюшу. Он Сопит, Слышно мне.)
Человек на улице продолжает восклицать, но несколько тише:
- Отчего ты молчишь? Я пришел тебе сообщить новость. Я изобрел машину. Машина называется "Офелия". Бабичев быстро поворачивается. Тень его бросается вбок по улице и чуть ли не производит бурю в листве противоположного сада. Он садится за стол. Барабанит пальцами по пластине.