Пьер Монтего ещё раз перечитал письма, лежащие на столе.
«Этот юный король Сицилии, наследник Барбароссы, красноречив, умён и далеко пойдёт. – Магистр вновь погрузился в размышления. - Ему нужны деньги… Ещё бы». – Храмовник раздражённо вздохнул.
Неожиданно обретённый титул Императора Священной Римской Империи, оспариваемый многочисленными родственниками - претендентами на огромный лакомый кусок, - требовал от Фридриха недюжинного изворотливого ума, сильной армии, преданных союзников, чтобы удержать на шатком фундаменте наследственный трон династии Штауфенов. Его самый сильный соперник в борьбе за власть – герцоги Брауншвейга Вельфы – многочисленные и честолюбивые наследники Оттонов, очевидно, не спали ночами, думая, каким образом свалить молодого императора.
Монтего снова отвёл глаза от свитка.
«О, Господи, сколько же их, этих Вельфов?» – Он быстро сбился со счёта, начал считать снова… и махнул рукой.
«Священная Римская Империя – лоскутное одеяло. Чуть заденешь неосторожно непрочный шов, расползётся на куски. И ведь не соберёшь потом».
Насколько знал тамплиер, Фридрих II не пользовался особым уважением у большинства сюзеренов. Женитьба на Констанции Арагонской - этой сластолюбивой старухе, подарившей ему в качестве приданого Сицилию - бароны посчитали делом недостойным. Они ведь привыкли брать чужое только мечами.
И вот теперь, читая донесение из Праги, Магистр разгадал замысел Фридриха. Он просил денег и поддержку для организации нового крестового похода. Этим он убивал сразу двух лис: приобретал уважение и авторитет в глазах европейских монархов и выводил под стрелы и мечи мусульман многочисленных честолюбивых претендентов на трон. Кроме того, он забирал с собой в Святую землю весь этот сброд – ненадёжную рыцарскую вольницу, промышлявшую разбоем на дорогах империи.
В последних строках письма Фридрих просил Монтего о личной встрече.
«Что же, посмотрим на юного короля. Это будет даже интересно».
Храмовник вызвал писца и продиктовал ответ для внука Барбароссы.
***
Фридрих явился в указанный день. Он выбрал время, когда над Парижем сгустились сумерки и туман с Сены закрыл белым саваном Тампль почти до самого верха мощных крепостных стен.
Штауфена сопровождал небольшой отряд переодетых монахами рыцарей. Однако опытный глаз магистра, наблюдающего за воротами из окна своих покоев, разглядел под плащами лёгкие мечи и контуры лат.
Король вошёл широким шагом, звеня серебряными шпорами на толстых кожаных сапогах. Остановившись на полпути между дверью и магистром, он встал на колено и преклонил голову, дожидаясь благословения. Это был вызов и в то же время жест, свидетельствующий о высоком положении, достоинстве и уме гостя. Храмовник вынужден был подойти и положить руку на слегка вьющиеся волосы короля. От Штауфена пахло вином, свежим сеном и дорожной пылью.