***
Австрийский dominatore ufficiale (офицер), отложив отъезд на день, заперся в кабинете и строго-настрого приказал, чтобы ему никто не мешал. Управляющий тихо подходил к дверям, делая вид, что стирает пыль с оставшейся мебели и картин, но часовой, поставленный офицером, гнал его прочь.
Даже еду австрийцу передавал караульный через узкую щель в двери. И тогда можно было заметить руку драгуна, перепачканную в краске дубовой коры. На полу валялись исписанные им клочки бумаги.
- Невиданное расточительство, - ворчал старик, неодобрительно качая головой. Писчая краска обходилась ему недёшево, а денег от сеньора офицера он так и не увидел.
Между тем Жильбер Мерон вот уже третий час сидел за столом и внимательно изучал тот самый маленький кусочек пергамента, на тонкой нити судьбы опущенный ему прямо в руки по воле Всевышнего.
На потёртом временем правильной квадратной формы листе разноцветными красками чередовались записи на четырёх языках – арабском, испанском, немецком, греческом. Австриец всё никак не мог сложить эту хитрую мозаику из слов в понятную разуму картину.
Высунув от усердия язык, иногда касаясь его розового кончика уже порядком затупившимся пером, он аккуратно выводил на бумаге строчку за строчкой, зачёркивал, думал и снова писал.
Наконец, довольный своей работой, он откинулся в кресле и прочёл следующее:
Не верь глазам своим, открыв гробницу.
Я не ушёл, как многие из павших.
Я – запах роз на фоне звёзд вчерашних,
слеза с пера на новую страницу
в одной из книг, в Евангелье Пасхальном.
Застёжка – ключ для щели тайника.
Пуста рука
для тайн исповедальных,
отстав на вдох и шаг…
…Вы думаете дом мой – саркофаг?
…Но пуст Собор.
Нет жизни вечной.
Сосуд такой же пустотой
наполнен безупречной,
где щит и флаг -
одно и то же,
где львы резвятся у подножия
в игре беспечной,
где, наконец, уколет кожу
стальной ажурный наконечник.
Найдёшь? Не трать напрасно слов
над тем, что скрыто.
Возьмёшь? И будет кровь
досыта.
Ты станешь вдруг одним из тех,
кто правит.
Посеешь зло. Но твой успех
бесславен.
И злато скатертью столов -
в пол страхом.
И сталь в руке убьёт любовь
под прахом.
Подумай, отойдя на шаг,
а верно ль?
Мой дом, хрустальный саркофаг –
Inferno.
- Так-так-так, - довольно проговорил Мерон. Даже ему, знающему основные европейские языки, было крайне трудно составить из набора стихотворных строф - да ещё с примесью арабской вязи - весь этот текст в единое целое. - Здесь и криптографы поломали бы головы несколько суток, не зная основ поэзии. Ай, да Федериго! – Бормотал австриец, оттирая измазанные пером пальцы. - И на что всё это похоже?