Его недоумение развеял один из наёмников магистра, не отходивший в походе от Меро ни на шаг:
- Значит, научились их делать.
Протянув руку, он забрал у рыжего норманна стрелу, краем плаща вытер кровь с наконечника и сунул смертоносное жало в свой колчан, где стрела затерялась среди прочих, похожих на неё, как капля воды на множество себе подобных.
Бертран мог бы поклясться, что не отличит теперь стрелу от двух десятков других, высунувших своё оперение из колчана наёмника. Они были все, как от одной мамы. Норманн хоть и был простодушен, но природная смекалка удержала его язык за зубами.
Тамплиеры положили тела убитых в ряд, и один из братьев-монахов прочёл над ними молитву. Жара торопила живых. Взятые в плен сарацины копали могилы, и через два часа за стеной крепости вырос холм мусульманского захоронения. А внутри цитадели десяток христианских могил выстроились ровной шеренгой. В изголовье каждой торчал меч.
Через две недели с повозок прибывшего из Иерусалима отряда рыцарей несколько рабочих сняли прямоугольные каменные плиты, положили на них мечи убитых тамплиеров и тонко заточенными кусочками известняка искусно перевели на гранит контуры клинков и рукоятей. Ещё через неделю каменный меч – точная копия оружия бывшего барона Эрля Гюи де Меро - украшал одно из безымянных надгробий.
Всё, предначертанное свыше, свершилось. И Господу было угодно, чтобы один из лучших рыцарей времён крестовых походов в последние мгновения своего короткого жизненного пути почувствовал себя свободным от ужаса вечной пустоты и страха падения в небытие. Господу было угодно дать ему единственный шанс для совершения… нет, не поступка. Ощутив невыразимую обычными земными словами печаль по утраченным идеалам, услышав звуки труб, призывающих его обнажить меч не ради спасения собственной жизни, а ради обретения смерти, этот воин принял неизбежное.
Безымянная могила легко приняла в себя бездыханное бренное тело, но дух воина поднялся над мёртвой плотью и обрёл свою бестелесную оболочку в памяти врагов и товарищей по оружию. Ещё долго рассказы о храбреце передавались из уст в уста жителями оазисов на просторах Аравии, пока не легли в основу рукописных легенд о временах усердий и пота на пути Аллаха. А далеко от степей Палестины в скрипториях монастырей из хвастливых воспоминаний нескольких ветеранов крестовых походов, вернувшихся с полей битв Святой земли для тихой старческой затворнической жизни, монахи по нитке вытягивали правду и вплетали её в кружево летописных сводов, чтобы и там потомки тамплиеров могли прочесть историю преданного соратниками рыцаря-крестоносца.