— Нравится? — улыбался Ахвердов. Распаренный, жаркий, со взъерошенными усами, он смахивал на мартовского кота.
— Я блаженствую, — отзывался Лермонтов, глядя из-под полусомкнутых век. — Но не выдержу долго в этом кипятке. Как бы не сварилось чего!
— Нет, вкрутую они не сварятся, — весело успокаивал Егор. — Разве что «в мешочек».
Оба загоготали…
Завернувшись в белоснежные простыни, пили вино и чай. По углам залы то же самое делали другие многочисленные посетители — ели, пили, оживленно болтали. Слышались взрывы смеха. В этой части баня напоминала трактир, только все сидели, закутавшись в простыни, походя тем самым на римских патрициев, и к тому же отсутствовали дамы: был «мужской день».
Михаил рассказал, что направлен в Нижегородский драгунский полк, штаб-квартира которого находится в селении Караагач в Кахетии. Должен был явиться еще неделю назад, но никак не мог поспеть раньше.
— Хорошо тебе, — мечтательно оценил троюродный брат, — рядом Цинандали.
— Ну и что с того?
— В Цинандали живут князья Чавчавадзе. Нина Чавчавадзе — вдова Грибоедова, младшая ее сестрица Екатерина, их почтенная матушка княгиня Саломея. Непременно проведай, передай от меня поклон. Мы ведь с детства в дружбе. Маменька моя давала уроки музыки и французского Нине с Катенькой.
У Михаила загорелись глаза.
— Дочери пригожи?
— Не то слово! Нина смуглая, черноокая, чернобровая — настоящая царица Тамар. А Екатерина попроще, хохотушка-проказница, и глаза голубые.
Егор, помолчав, заметил:
— Но на Нину планы не строй — до сих пор в трауре и дала зарок, что не выйдет замуж после Грибоедова.
— А насчет младшенькой?
Егор пожал плечами.
— Разве что, пожалуй, платонический флирт… У ее родителей есть серьезные виды на его высочество князя Дадиани. Он правитель Мегрелии, не тебе чета. Ты уж извини.
Лермонтов надулся.
— Подумаешь — князь! Против нашего брата, поэта, у любого князя кишка тонка.
Ахвердов иронично фыркнул.
— Ну, попробуй, попытай счастья. Может быть, и выгорит.
3
На улице после бани оказалось не намного прохладнее: был уже конец сентября, но жара стояла сильная, и на небе ни облачка. Вслед за господами шли слуги: за Ахвердовым — Васька, за Лермонтовым — Андрей Иванович, состоявший при нем с младых ногтей. Маленькому Мише подарили его однажды на именины, и крепостной растил барчука как дядька, следуя за ним и в Москву, и в Петербург, и в ссылку на Кавказ. Даже заведовал кассой хозяина. Михаил называл его Андрей Иванычем, но на «ты». В этом 1837 году слуге стукнуло сорок два.
Вчетвером вышли к причалам Куры и полюбовались рекой — водяными мельницами, выдвинутыми мостками к самой быстрине, лодками под парусом, рыбаками по колено в воде с удочками из ветвей орешника. Жорж служил гидом и пальцем указывал на достопримечательности: древний замок Метехи, напротив — руины крепости Карикала, которая была разрушена десять лет назад сильным землетрясением.