— Стихотворение называется «Тебе»! «Ты помнишь, был вечер туманом одет, огнями роса на траве, и твой осторожный, пугливый твой след терялся в опавшей листве…»
Василий словно очнулся — оторопел от музыки, но тут же подумал с шевельнувшейся тоской: «Врет девочка. Это чужое».
— Ксения, отец, наверное, ругаться будет.
— А чего это вдруг? Не бу-удет, — плавно махнула длинной рукой Ксения. — Он добрый у меня, ручной совсем. Он никогда не ругается ни с кем: ни с мамой, ни с начальниками. Он без меня даже на рыбалку в иной раз не ходит.
Василий отважно шагнул к мгновенно отскочившей Ксении.
— Ага! — спряталась она за стволик. — Понравилось? Я так и знала.
Растопырив пальцы, Василий сделал еще шаг. Эдакий бросок в сторону — Ксения грациозно отклонилась в другую.
— Погоди, — громко, с хрипотцой прошептал Василий.
— Не поймаешь, не поймаешь! — отступала она, смеясь. Василий, изнывая, тихонько дрожал.
— Все же я тебя поймаю сейчас.
— Фиг! — Побежало желтое пятно… Побежала Ксения с пригорка к лесу, коротко оглядываясь на преследователя. Она ловко перепрыгивала кочки, а Василий не мог оторвать глаз от нее, под ноги не смотрел, и пару раз споткнулся, упал в траву.
Вломился, вбежал в лес. Тишина. Ксения исчезла.
— Ксюша… Ксения, где же ты? — Глаза быстро привыкли к мраку; деревья были толстые, старые, стволы метра на два вверх покрыты серым в потемках мхом, словно толстенными шерстяными чулками. Это бор-беломшанник. И под ногами был толстый мягкий ковер белого мха.
— Ау, — сказала Ксения. Василий обернулся.
Она стояла у беломшанного ствола в расстегнутой блузке, распущенные волосы едва прикрывали грудь.
Ксения залезла под свою миниатюрную юбочку, сняла красные трусики с белой окантовкой, медленным жестом откинула их в сторону.
— Иди ко мне, — пропела она.
Что-то еще повозилась на поясе, юбка упала к ногам.
— Иди, — сказала Ксения, широко расставив ноги.
* * *
Очнувшись, Василий обнаружил себя лежащим в перине мха, он сжимал в объятьях Ксению, часто и горячо дышащую ему в лицо.
— Понравилось? — пролепетала Ксения. — А я еще хочу.
* * *
Они медленно шли по логу, околице, по деревенской улице. Ни в одном окошке света не было. Ксения обняла за шею заторможенного Василия.
— Видишь? — подняла она указательный палец. — Видишь, как стало сразу светло? Это только у меня тут такие ночи бывают необыкновенные, потому что моя деревня особенно расположена, только об этом не знает почти никто, а теперь вот ты знаешь. Видишь, как светло и необыкновенно?
— Вижу, — сказал Василий. — Необыкновенно.
— Это начало таежной зоны. Боры-беломшанники. Моим дядькам-охотничкам не зря я нравлюсь, — сказала Ксения, заглянув в лицо Василия. — Знаешь, сколько они нам с папой денег дают? Это у нас лунные погоды. Люблю! Нара-ри-ра-а… — провальсировала Ксения и — прыг на крыльцо. — До свиданьица, Василий Павлович, вы напишите мне письмо, Василий Павлович, адрес простой: область, район, почтовое отделение, деревня, такой-то, лично в руки, лети с приветом, вернись с ответом… А я тебе отвечу, а ты мне, и снова я тебе. Вдруг еще приедешь к нам в гости, когда разбогатеешь. Представляете? А после, пройдет сто лет, мы с тобой в городе Твери встретимся, вот смеху будет.