«Чрезвычайные масштабы, прости господи», — восхитился я про себя. И спросил:
— А сейчас-то что в этой никому неведомой знаменитой Ниловой пустыне?
— Сейчас? — призадумался учитель. — Сейчас дом престарелых и психоневрологический диспансер, — скривился он, с тоской посмотрев на дальний остров, где среди леса возвышался купол храма, покрытый чем-то серебристым. — Бездомные всякие, от кого дети отказались, но больше, конечно, просто одиноких, знаете, какая у нас тут война была, все выкосила.
— Какая война? Тут же вроде немцев не было?
— Да никакие мужики в деревни не вернулись, вот что. А за последние пять лет и остаточные деревни переселили, там было-то по три или десять старух. Вон на том острове дачи правительства. А там по берегам — думаки живут, министры всякие. Не подойдешь на километр. Спецназ кругом.
— Да вроде они живут под Москвой?
— Это да, а отдыхают тут. Ну еще в Завидове, там вообще все другое, даже лесные звери, трава и рыба.
— Ладно, а куда же обиталей богадельни будете девать?
— Я бывал там. Неинтересно, знаете ли. Так нельзя, чтобы вблизи отдыхающего правительства и министров. Какие-то кособокие горбатенькие тени среди вековых деревьев и крестов, ходят везде, в сумерках вообще ужасно, как привидения, ладно мало… хотя как сказать. Причем смотрят на тебя, нового человека, приезжего, как дети, туда же туристского маршрута нету, как дети, право слово, словно ждут чего, ну как дети ждут, что расскажешь, или подаришь конфетку, печенинку, так прямо руки и ноги целуют. Невозможно. Не советую. Друг мой там главный врач, радовался, что сумел три тонны жмыха в совхозе выпросить.
— Чему же радовался? Рыб прикармливать?
— Да нет, контингент будет зимой кормить баландой на жмыхах, ну там маслица подсолнечного добавит, сахарку, требухи мясной через мясорубку. Но этого ничего скоро не будет, портит же все, тьфу, богадельня, ее под Псков, что ли…
— А ежели коммерчески подходить, — сказал я, — к примеру, организовать для думаков и членов правительства, которые на ином берегу отдыхают, такой туристский недельный экстрим: тыщ за десять вечнозеленых пожить в условиях этой богадельни, в общих камерах, то есть кельях. Зимой, когда баланда из жмыха и коровьих потрохов. Экстрим же! Ведь есть такие туруслуги: неделю в одиночке, в Лефортове или в Потьме, а то и в Матросской тишине. Тишина, как-никак.
Учитель нахмурился. И на его невыразительном, конопатом лице появилась ядовитая гримаска, словно он только что понюхал рыбу пятого дня хранения на солнышке. «Отчего хмурь и пасмурность?» — мелькнуло в моей светлеющей, но начавшей побаливать голове. Я сказал: