— Вроде ж нынче союзны наши государства, господин фельдфебель.
— Ищи себе на кладбище союзников. Это покойный король хотел вместе с вами Польшу воевать, а вот канцлер наш Оксеншерна вместе с господами из государственного совета не любит вас, называет коварным племенем. Я с ним согласен всецело…
— Уж чего коварнее было отнять у нас Ижорский край. Едва вас из Новгорода выкурили, там лишь несколько десятков дворов после вас осталось.
— Тебе второй зуб вышибить, счетовод?
Потом Василия скрутили и потащили солдаты, куда-то через двор, замощенный где-то на треть. Мимо пронесли человека в русской одежде, с вылившейся из ушей кровью, раздавленными пальцами и измаранным лицом. Похоже захлебнулся страдалец, когда ему в рот вливали через воронку навозную жижу, прозываемую «шведским напитком». Венцеславич решил, что не по чести, что тащат его как чушку по двору, орать принялся: «Пусть меня на крюк отправят, а вас волосатый слоняра на бивень насадит, прямо задним местом — это больнее будет». Кричал по-русски и по-немецки, авось поймут. Неожиданно волочение прекратилось и его кинули ничком в грязь. Преодолевая боль в вывернутых руках, Василий изогнулся и увидел над собой немца. Этот отличался от прочих чистыми чулками, накрахмаленным круглым воротником — ни одного жирного пятнышка, замечательно завитыми волосами над высоким узким лбом.
Разодетый немец, остановивший солдат, спросил, старательно выговаривая слова:
— Что ты там рек про волосатого слона?
— Это ж я не вам сказал, господин хороший, а им.
— Ты видел эту тварь? Расскажи, будь любезен. Тогда я побеспокоюсь о тебе и как смогу улучшу твое положение, которое сейчас представляется мне донельзя жалким.
— С какой стати? Немцу какому-то, которого я первый раз вижу, надеюсь, что и в последний.
— Друг мой, я — ученый человек из Лейдена, зовут меня мастер де Бирс, — с гордостью представился нечаянный собеседник. — Не немец я, голландец, меня тут уважают, потому что я врачую.
— А, мазь, пиявки, — это мне вряд ли поможет.
— Еще вскрываю трупы людей и животных, объясняя причину их смерти, делаю для господ подзорные трубы и часовые механизмы, но главное мое занятие — постижение натуры. Если я попрошу, тебя казнят не завтра, а лишь через неделю. И без мучительного бичевания. Не на крюку умрешь с долгим страданием, а палач сразу отсечет тебе голову острым мечом.
— Может, мне с бичеванием больше нравится.
Голос лейденца утратил любезность, губы его скривились, нос скрючился.
— Дурня из себя строишь, московит? Не зря Господь загнал вас в холодные леса и отрезал от общего прогресса.