И тогда сосредоточился он в сердце, отец называл такое усилие духа «смирением перед прыжком». Когда снова посмотрел на болото, на цепочку шведов, то все это показалось тонким, плоским, будто сжатым между двумя океанами Божьего света. Словно змейка выползла из крестца, стала волной, усилилась и понесла его. Он то ли бежал, то ли плыл, а взгляд вбирал всякую подробность — пузырьки на воде, растительность, цвет дернины. Мысленно расчертил он болото на ячейки, в середине каждой из них топкая мочажина, а по кочковатым краям можно и пройти. Когда голоса шведов затихли, а пальба пошла невесть куда, закончилось и его «плавание», замер он в изнеможении.
С рассветом очнулся, огляделся, с болота ушел на марь, от преследователей оторвался, но окоченел так, что едва мог пошевелить членами. Чтобы избавиться от немощи, сунул в рот последний кусочек хлеба, втянул капли с больших лопуховых листов. Прошел еще немного — от каждого его шага в образовавшейся ямке проступала вода, и местность знакомой показалась. Вот за тем валуном скрылся Вейка, когда подводы пошел прятать.
Неожиданно фыркнула неподалеку какая-то копытная тварь. Василий, рявкнув для бодрости: «Сейчас потроха-то выпущу», сделал несколько неуверенных шагов. За ивняком стояла низкорослая лошадка, та самая буланая, Вейкина, и телега его. Одна из тех, которую карел должен был спрятать в зарослях тростника неподалеку от берега ижорского. На облучке телеги сидела Вейкина дочь.
— Мне что ли потроха выпустишь, недобрый молодец?
Василий едва удержался, чтобы не расцеловать ясноглазую, вместо этого причесал пятерней слипшиеся волосы и спросил:
— Ты не заблудилась, красава?
— Ах ты, бессовестный. За вами пришла, потому что не прибыли в назначенный срок к Марьино. А ты никак на кочерге, вот и глаза мутные.
— Нет, скорее уж ты на помеле. Как лошадку с телегой нашла?
— Шла-шла и нашла. Обе подводы с грузом. По натесам на коре деревьев, которые отец оставил. Лошадок умеет он уговаривать, так что далеко не ушли. И где ж он наконец?
Заныло сердце у Венцеславича, лежит где-то окровавленное тело товарища — одиноким смерть он принял.
— Не знаю, Катя, думаю, что не жив. А я вот сбежал, прости.
Девица ненадолго закрыла глаза, сквозь веки проступили слезы, но, утерев их рукавом, сказала решительно:
— Потом погорюю, сейчас за саврасой пошли. Её я запрячь ещё не успела.
— Ты первой иди. Я с оглобельной запряжкой не шибко в ладах. Всю жизнь в седле езжу.
— Не волнуйся ты так, сын боярский. Сама справлюсь — тебе доверю только супонь затянуть.
Шведы ждали их за ижорской переправой, однако Василий и Катерина вовремя съехали с дороги в лес — одну повозку бросить пришлось. Тот груз, что не вышло перегрузить на другую, закопали до лучших времен.