В первый раз за все время Сильвия откинула простыню, прикрывавшую маленькую головку ребенка, спавшего у нее на руках.
Из-под грязных складок простыни на нее глянуло лицо изумительной красоты — словно камея слоновой кости. У Сильвии даже перехватило дыхание. Круглые кукольно-голубые глазки, рот бантиком. Мягкие светло-каштановые волосы, как пушок на утиной головке. Ничего похожего на темные перекрученные пряди у ее ребенка. Сильвия провела пальцем по шелковистой коже щеки — девочка тут же повернула головку и начала губами искать исчезнувший палец.
Из сухих горящих глаз Сильвии сами собой покатились слезы. Среди всего этого кошмара вдруг увидеть подобное совершенство! Она дотронулась до миниатюрной ручонки, и пальцы девочки схватили ее мизинец с неожиданной для столь крохотного существа силой. Боже, какие же у нее малюсенькие ноготочки — ну точь-в-точь жемчужные зернышки…
На ее плечо легла рука сестры Игнации.
— Господь спас вас и ваше дитя. Это же чудо, что ни вы, ни оно не пострадали. Спуститься с такой высоты…
При этих словах Сильвия прямо оцепенела. Как, значит, монахиня считает, что этот ребенок ее, а не Энджи?! Что ж, ошибка вполне естественная. Кто, кроме матери, пошел бы на такое?! Вынести весь этот ад!..
Картины недавнего прошлого, во всем их хаосе, встали перед ее мысленным взором. Никос. Лицо ее ребенка, увиденное ею всего на один краткий миг. Бледно-голубые глаза Джеральда, неотрывно следящие за тем, как она раздевается.
И тут ее сознание разом прояснилось, словно луч солнца пробился сквозь тучи, как на картине средневекового художника. Или на страницу рукописи упал свет лампы и неясные каракули обрели смысл.
Никто никогда не должен этого узнать. Ведь если она заберет этого ребенка как своего, не будет никого, кто мог бы лишить ее этого права. Ни Энджи… ни сестра Пола…
Разве что сестра Игнация. Но она, кажется, уже наполовину рехнулась после всего, что было, и к тому же, пусть безотчетно, дала свое благословение. Никаких бумаг или записей тоже не осталось — весь этаж, где располагалось родильное отделение, разрушен взрывом.
Итак, ей ничто не грозит! При мысли об этом Сильвия задрожала. «Как я могу думать такое? Это же ужасно! Отказаться от собственного ребенка… Кто знает, кому он может достаться? В нашем мире столько разных безумцев… Вот если бы знать, что девочка попадет в семью Энджи… Ведь там люди наверняка приличные, как и в ее семье. И у них не возникнет сомнений в том, что девочка их».
Но тут же на смену этим рассуждениям пришли другие:
«Но разве я смогу так поступить? Хватит ли у меня сил? Никогда больше не увидеть собственной дочери? Не увидеть, как она растет?!»