Он гонял на „Харлее Дэвидсоне" и был черный-пречерный аж до синевы, и мне хотелось съесть его живьем. Особенно после того, как он водрузил меня на себя и позволил играть с ним, как я хочу и сколько хочу. Мне это жутко понравилось. Он учил меня, что у страсти нет границ, кроме тех, что мы сами обозначаем. Почувствовав желание, я тут же набирала его номер и говорила, что хочу его видеть. Тело Дэвида, такое отзывчивое, было моим первым наркотиком. Он часто брал меня кататься на мотоцикле — в любую погоду: в дождь, ночью, в холод; мы уезжали далеко. Тогда я впервые изведала прелесть приключений и поняла, что такое свобода. Но говорили мы мало. К тому времени, когда Дэвид предложил мне выйти за него замуж, я уже поняла: во всем, кроме постели, он скучный; но экстаз — одно, а супружеская жизнь — совсем другое. Я отказала ему, солгав, что еду в Нью-Йорк, собираюсь стать певицей и хочу яркой, беспокойной жизни, а не тихого семейного омута в Толедо. Дэвид убеждал меня, что превратил бы нашу жизнь в праздник, но я сказала, что не стану и пробовать.
Приехав сюда, я решила передохнуть от мужчин. Устроить себе что-то вроде каникул. Но только подольше. Они затянулись на четыре месяца. Но иногда нет лучшего развлечения, чем мужчины. Моя приятельница Мария, комедийная актриса, говорит, что я слишком серьезно отношусь к мужчинам и переоцениваю их. Ну, тут уж ничего не попишешь. Считайте это старомодным — ведь на дворе восьмидесятые, но что может быть лучше чувства, что ты любима и нужна. И покуда Господь не придумает что-то получше, я буду молиться и надеяться, что в один прекрасный день явится тот единственный, которого я жду.
Итак, я встретила Перси, слесаря, щеголеватого, красивого парня, но он уж очень хотел найти жену! Захомутал меня и месяца не прошло. Был он из Луизианы и дело свое, надо сказать, знал. Я такого в жизни не встречала: первый мужчина, который научил меня чувствовать. Другие тянули резину и так затягивали, что когда доходили до финиша, я уже не могла соответствовать. С Перси все изменилось. Конечно, я к тому времени уже кое-что смыслила. Он предложил мне бросить работу и поехать с ним в какой-то захолустный городишко в Луизиане, я о таком даже не слыхивала. Завести ферму и детей. И все на полном серьезе. Я ему сказала, что он, наверное, свихнулся. Поэтому, едва поняв, что забеременела, кинулась прямиком в гинекологическую клинику. Ему и слова не сказала, вычеркнула его имя из записной книжки и сменила номер телефона.
А Дилон. Этот малый заявлял, что хочет стать музыкальным продюсером, записывать пластинки. Я думала, что с ним у нас найдется что-то общее. Но — увы! Он страдал — я потом узнала медицинское название — преждевременной эякуляцией. Десять-двенадцать минут удовольствия, потом — пуф! — и все. Мне он все время твердил, будто так быстро кончает, потому что уж очень я хороша. Значит, мне оставалось только радоваться. Если бы не его любовь к Билли Ди Уильямсу и моему пению, я бросила бы его раньше. Но в других делах у Дилона хватало энергии на десятерых. Из всех черных, кого я знала, он один катался на лыжах. Стоило мне захотеть на концерт, билеты у него уже в кармане. Он мог заговорить меня до смерти, и мне это нравилось. Сны у него были такие же яркие, как у меня. Потом только выяснилось, что это от кокаина. Дилон говорил, что у него какой-то свищ, так что мне пришлось смириться с тем, что он храпит. Кроме того, я ему нравилась толстой, и он стал жутко нервничать, когда я начала сбрасывать вес.