— забавная подробность, как нельзя более во вкусе Кристиана. Роберт спросил у Линды:
— Вы что, особый план разработали, когда распределяли каюты — как это у вас получилось?
— А что? Что-нибудь не так?
— Идеально! У каждого свое место, каждый знал, куда идти. Мне просто интересно, вот и все, — чем вы руководствовались, когда отводили хорошие каюты?
— Ну, понимаете, — сказала Линда, — я взяла и поместила в лучшие каюты тех, у кого на карточке значилось Labrador, потому что у меня был в детстве Лабрадор, такой потрясающий до… потрясающе симпатичный, я хочу сказать.
— Ага, — сказал Роберт серьезно, — теперь все понятно. Дело в том, что Labrador по-испански означает работник, трудящийся. Таким образом, в соответствии с вашим принципом (превосходным, замечу кстати, в высшей степени демократичным), батраки все поголовно очутились в роскошных условиях, а представители умственного труда — под палубой. Так им и надо, меньше будут умничать. Вы отлично справились, Линда, низкий вам поклон.
— Такой был симпатичный Лабрадор, — мечтательно сказала Линда. — Вы бы видели! Худо мне без животных.
— Не понимаю, о чем вы думаете, — сказал Роберт. — Завели бы пиявку.
Одной из достопримечательностей Перпиньяна была живая пиявка в бутылке, выставленная на аптечной витрине вместе с объявлением, напечатанным на машинке: «ЕСЛИ ПИЯВКА ПОДНЯЛАСЬ К ГОРЛЫШКУ, БУДЕТ ЯСНАЯ ПОГОДА. ЕСЛИ ПИЯВКА СПУСТИЛАСЬ НА ДНО — ЭТО К НЕНАСТЬЮ».
— Неплохая мысль, — сказала Линда, — только как-то не верится, что она к тебе может привязаться по-настоящему — целый день голова занята погодой, то вверх ползешь, то вниз, вверх и вниз — буквально некогда завязать человеческие отношения.
Линда тщетно силилась вспомнить после, горевала ли она, в сущности, обнаружив, что Кристиан влюблен в Лаванду Дэйвис, и если да, то очень или не слишком. Ей решительно не удавалось восстановить в памяти те чувства, которые она тогда испытала. Известную роль, понятно, должно было сыграть уязвленное самолюбие, хотя, пожалуй, в Линдином случае и не столь важную, как у многих женщин, поскольку Линда, прямо скажем, не страдала особым комплексом неполноценности. Она увидела, должно быть, что последние два года, бегство от Тони, — все это пошло прахом, но поразил ли ее удар прямо в сердце, сохранилась ли у нее все еще любовь к Кристиану, терзалась ли она хотя бы элементарной ревностью? Думаю, нет.
И все-таки это было нелестное предпочтение. Лаванда на протяжении долгих лет, с самого раннего детства, служила Радлеттам как бы живым воплощением всего, что считалось начисто лишенным романтики — герл-гайд