— Папа и мама очень хотели бы с тобой познакомиться.
— К чему все эти церемонии? Разве нам плохо вместе? Зачем осложнять себе жизнь?
— Сложности существуют только в твоем воображении. Ты мог бы встретиться с ними и сказать, что мы помолвлены, вот и все. Они бы не стали возражать, поверь мне. Мама, как тебе известно, вообще витает в облаках. Только и знает, что играет ноктюрны Шопена да бегает из дома в дом, разучивая с богатенькими сопляками, которым наплевать на музыку, «Маленького горца» и «На озере Комо». Она не помнит, когда пора обедать, а когда — ужинать. Иногда мне кажется, что она даже не помнит, есть ли у нее дочь. А вот папа меня очень любит. Он настоящий военный, ценит во всем порядок и дисциплину. Ему больно, что я встречаюсь с человеком, который глаз не кажет в дом. Открыто он меня никогда не упрекает, но дает понять, что недоволен. Мне всякий раз бывает неловко, когда разговор заходит о тебе, — пожаловалась она.
— Вот в точности, как мне сейчас, — ответил он с раздражением в голосе.
— Послушай, Спартак, я же знаю, ты не святой. Есть немало женщин, готовых закрутить с тобой роман. Меня это не радует, но и плакать по этому поводу я тоже не собираюсь. Я тебя принимаю таким, какой ты есть. Но само собой разумеется, что в конце концов мы поженимся, — заявила Альберта.
Вместо ответа Спартак выскользнул из постели и, как был, голым, прошел на кухню, чтобы взять припасенный для нее подарок.
— Это тебе, — сказал он, бросая ей сверток.
Альберта прочла надпись на перевязанном розовой шелковой ленточкой пакете.
— Ты это купил у «Каццолы» в Болонье? Попробую угадать, что там. А-а, знаю. Батистовые платочки с ручной вышивкой, чтобы осушить мои слезы в тот день, когда ты простишься со мной навсегда, — невесело пошутила она.
— Вот и не угадала, — ответил Спартак, одеваясь.
Она развернула пакетик и в восторге воскликнула:
— Шелковые чулки! Господи, какое чудо! Все мои подружки помрут от зависти. Ты ездил в Болонью и среди тысячи важных дел нашел время подумать обо мне. А знаешь, ты ведь и в самом деле неплохой парень! Всякий раз, когда я начинаю сомневаться в твоей любви, ты мне доказываешь, как глубоко я ошибаюсь. — Альберта старалась бодриться, но болезненный спазм сжал ей горло.
Спартак сел на край постели и тихим голосом, не смея взглянуть ей в лицо, произнес:
— Я на тебе не женюсь, Альберта.
— Знаю, — безнадежно кивнула она. — Я всегда это знала. Ни разу, ни единого разу ты мне не сказал: «Я люблю тебя». А другая, кто она? — в упор спросила Альберта.
Она встала с постели и тоже начала одеваться.