"Полно, полно!" отвѣчала Свіяжская. "Я, конечно, люблю Соничку выше всего въ мірѣ, но въ сватовствѣ ея и помолвкѣ я нисколько не участвовала. И сынъ и мать, оба страстно въ нее влюбились, и такъ скоро, такъ неожиданно все совершилось, что не дали намъ съ нею опомниться. Я разскажу тебѣ послѣ всѣ подробности. Такой страшной, но вмѣстѣ съ тѣмъ такой добродѣтельной женщины, какъ будущая твоя сватья, рѣдко найдти можно. Съ Николаемъ Дмитріевичемъ ты давно знакома, слѣдовательно, хвалить его и говорить объ немъ нѣчего. Но мы, по старинной привычкѣ, ляжемъ спать въ одной комнатѣ; я все тебѣ разскажу, a теперь совѣтовала-бы я тебѣ принять Гофманскихъ капель и лечь на диванѣ, a мы подлѣ тебя посидимъ. Посмотри на себя, какъ ты перемѣнилась и похудѣла!" – Софья побѣжала тотчасъ за каплями и за подушками. Въ дѣвичей обступили ее съ поздравленіями; она со всѣми перецѣловалась. Между тѣмъ Катерина послала за мужемъ своимъ къ Змѣйкину, и велѣла подавать самоваръ. Дѣтей ея нянюшка успѣла нарядить въ праздничное платье, и они введены были въ гостиную.
Крестница Софьи, Соничка, уже давно съ удовольствіемъ ожидала ее. Няня всякій день твердила, что крестная маменька привезетъ гостинцевъ ; она очень обрадовалась, когда ей сказали, что на-конецъ эта крестная маменька пріѣхала, и потому подошла она къ Софьѣ безъ всякаго упрямства и застѣнчивости. Но двое меньшихъ дѣтей мальчики, Ѳединька и Петруша, очень рѣдко видавшіе постороннихъ, заревѣли во все горло, когда Софья подошла цѣловать ихъ. Насилу могли ихъ унять, и велѣли поскорѣе принесть изъ кареты игрушки, привезенныя Софьею изъ Петербурга; всѣхъ дѣтей вывели въ залу; но и тамъ ревенье нѣсколько разъ возобновлялось; старшая сестра обижала братьевъ, отнимала игрушки, не смотря на то, что ей подарила Софья вдвое больше и лучше. Катерина должна была нѣсколько разъ выходить въ залу, унимать и мирить.
Холмская ожила при свиданіи съ Софьею и Свіяжскою. Еще нѣсколько разъ принималась она со слезами радости, цѣловать ихъ. Время нечувствительно шло въ разсказахъ о Петербургской жизни, о помолвкѣ Софьи, о женихъ ея, также и о странностяхъ Дарьи Петровны Пронской. Одна только бѣдная Катерина не могла принять полнаго участія въ общей радости: она безпрестанно смотрѣла въ окно, прислушивалась къ каждому стуку, и была въ большомъ безпокойствъ, что мужъ ея не ѣдетъ. Такимъ образомъ ожидала она до 10 часовъ. Наконецъ, насилу удерживая слезы свои, сказала: Видно Петръ Ѳедоровичъ не будетъ сегодня; что нибудь остановило его, a вы устали съ дороги; я велю подавать ужинать. "– Да, видно, что онъ не будетъ – отвѣчала со вздохомъ Холмская. – Но что твой пьяница поваръ? Въ состояніи-ли былъ онъ изготовить ужинъ? – "Я его упрашивала давно, чтобы онъ, по крайней мѣрѣ, на то время, когда пріѣдутъ тетушка и сестра, удержался отъ пьянства. Онъ отвѣчалъ, что для доброй барышни Софьи Васильевны готовъ въ огонь и въ воду, и далъ слово не пить въ это время. Онъ приходилъ ко мнѣ спрашивать о кушаньѣ, не былъ пьянъ – авось удержится." Еще около часа просидѣли въ гостиной послѣ ужина; но Аглаевъ не возвращался домой, и всѣ разошлись спать. Оставшись наединѣ съ сестрою, Софья начала было откровенно разговаривать съ нею объ ея положеніи; но Аннушка, горничная ея дѣвушка, вошла съ веселымъ видомъ, и подала письма, полученныя съ нарочнымъ изъ Москвы, отъ управляющаго Свіяжской. Аннушка знала, что письма были отъ жениха Софьи, и спѣшила обрадовать барышню, но они заключали въ себѣ весьма непріятныя извѣстія. Пронскій писалъ съ отчаяніемъ, что сильная болѣзнь мачихи, случившаяся наканунѣ самаго отъѣзда, остановила ихъ. Жизнь ея была въ опасности: теперь, прибавлялъ опъ, слава Богу, ей получше, и можно надѣяться черезъ нѣсколько дней выѣхать. Сама Пронская, чтобы успокоить Софью, прислала своею рукою нѣсколько словъ, но по почерку замѣтно было, что она еще очень слаба. Все это чрезвычайно огорчило Софью. Кромѣ того, что болѣзнь Пронской отдаляла время свиданія съ женихомъ (а привязанности своей къ нему она уже не находила причинъ скрывать), въ продолженіе сего времени она полюбила и самую Пронскую, какъ мать. Извѣстіе о болѣзни ея сильно растревожило Софью, и она не могла удержать слезъ своихъ.